"Владимир Маркович Санин. Кому улыбается океан " - читать интересную книгу автора

оказался в киногородке, где по прихоти режиссера сооружены живописные
древности из картона и папье-маше. Но такое впечатление мимолетно, и оно
быстро исчезает. Древности настоящие, без подделок: крепость Саладина и
мечеть Мухаммеда Али - такая же принадлежность каирского пейзажа, как
Тауэр - лондонского, или знаменитая лестница - одесского.
Крепость Саладина, точнее - ее развалины, стали отправным пунктом
нашего каирского турне. Вальтер Скотт полагал, что Саладин был наиболее
симпатичным малым из всех врагов крестоносцев, который рубил головы неверным
из самых чистых и благородных побуждений. Лично я думаю, что десятки тысяч
крестоносцев, подвергнутых этой процедуре, были о Саладине другого мнения.
Однако имя его приводило в трепет освободителей Гроба Господня, и даже
Ричард Львиное Сердце, краса и гордость христианского рыцарства, вынужден
был показать Саладину свою закованную в латы спину.
Крестовые походы - одна из величайших глупостей, позорящих богатую ими
историю человечества. Ничтожные остатки битых крестоносцев возвратились
домой с ощипанными перьями, но зато, как с восторгом пишут историки,
привезли в Европу перец и лавровый лист. Сотни тысяч людей с благословения
чудовищно невежественных попов шли черт знает куда сражаться за то, чтобы их
потомки обжигали свои пасти восточным перцем и брезгливо выбрасывали из
тарелок с супом лавровый лист. Согласитесь, что глупее ничего придумать
невозможно.
Мы ходили по крепости, беседуя на эту тему. В нескольких киосках
продавались сувениры: открытки, брелоки, статуэтки и всякие безделушки с
изображением Нефертити. Фараон Эхнатон был передовой человек своего времени,
но в историю он вошел - еще одна несправедливость - лишь как муж Нефертити.
Она действительно была красивой женщиной, если только ваятель Тутмес из
верноподданнейших побуждений не преувеличил ее достоинства, что нам с вами,
впрочем, безразлично. Наоборот, я бы ни за что не простил Тутмесу, если бы
он наделил Нефертити крючковатым носом. Разумеется, приукрасив Нефертити,
Тутмес в нашем понимании стал бы лакировщиком действительности, но давайте
проявим великодушие. Моисей, как и всякий мыслитель, наверняка не был таким
могучим старцем, каким его изобразил Микеланджело, но вряд ли мы горячо
благодарили бы скульптора, если бы он сделал Моисея согбенным и тощим
старичком в очках. Однако вернемся к нашим баранам, как советовал в таких
случаях Рабле. Надев на ноги полотняные мешочки, мы зашли в мечеть Мухаммеда
Али. Размеры этого гигантского храма таковы, что в нем запросто могут
тренироваться две футбольные команды. Разумеется, подобные вольности в
мечети недопустимы, и посетителям разрешается лишь любоваться очень красивой
отделкой помещения, его планировкой, гигантскими люстрами и воздвигнутым на
десятиметровой высоте троном Мухаммеда Али, откуда владыка вершил свой
скорый и правый суд. Акустике этой мечети может позавидовать любой
концертный зал. Здесь даже самые безголосые певцы, которых пресса изящно
называет "шептуны", могли бы выступать без микрофона.
Из крепости открывается превосходный вид на Каир: трехмиллионный город
весь как на ладони. Наш гидроакустик Геннадий Федорович Долженков тут же
вытащил кинокамеру и с ходу выпустил в Божий свет полкилометра пленки. На
ней отображен весь Каир, и желающие могут ее просмотреть, если у Геннадия
Федоровича найдется свободное время. Должен, однако, признаться, что я не
столько смотрел на город, сколько на его окраину - Гизу. Налево, вдали -
ручка дрожит в руке, не то от качки, не то от благоговейного волнения -