"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

но стоило мне пойти на кухню, как он тут же превратился в подхалима и на
всякий случай последовал за мной: а вдруг что-нибудь обломится?
Когда пять лет назад мы с Инной полюбовно разделили нажитое имущество,
мне достались пишущая машинка и Монах, которого я подобрал в подъезде слепым
котенком. С тех пор он вырос в дюжего, мохнатого кота, с ног до головы
покрытого боевыми шрамами и обожаемого окрестными кошками, из которых он в
ходе нескончаемых сражений с конкурентами сколотил свой гарем. Уходя в
редакцию, я выпускаю Монаха на промысел, и он целыми днями наводит порядок в
прилегающих дворах, на крышах и чердаках. Найти Монаха - дело несложное,
поскольку его передвижения по местности сопровождаются улюлюканьем и
проклятиями. На счету Монаха множество подвигов, но высшим своим достижением
он считает обольщение сиамской кошки - труднейшее и полное романтики
предприятие, с блеском осуществленное Монахом в кроне векового дуба,
растущего в нашем дворе. Хотя та кошка принесла здоровое, полное неуемной
энергия разноцветное потомство, ее хозяйка, соседка из квартиры напротив,
при каждой встрече желает Монаху скорой кончины под колесами грузовика и
похорон на свалке. Монах, однако, игнорирует намеки, ставящие под сомнение
его доброе имя, и отличнейшим образом здравствует: пылкий в любви, он
чрезвычайно осмотрителен в обыденной жизни и счастливо избегает опасностей,
на каждом шагу подкарауливающих беззащитное домашнее животное.
Пока я готовил кофе, Монах расправлялся с рыбешкой и слушал мои
соображения по поводу сна. В дневное время я обычно советуюсь с Гришей
Саутиным, ночью же мой главный собеседник - Монах; с ним я обсуждаю наиболее
щекотливые вопросы, и, должен заметить: еще ни разу он не дал мне плохого
совета.
У меня вдруг возникло ощущение, что сегодня со мной произойдет нечто
очень важное. Психоанализом я никогда всерьез не занимался - так, скользил
по верхушкам, но к сему таинственному предмету отношусь со свойственным
дилетанту суеверным уважением. В данном случае, однако, установить причинную
связь было несложно. Первое звено - общение с Чернышевым, второе - чтение
его записок, разволновавших меня не только описанием морских катастроф, но и
тем, что некоторых ребят с опрокинувшихся судов я знал и теперь был потрясен
обстоятельствами их гибели; третье - через несколько часов начнется
совещание в управлении рыболовства.
Не буду врать про внутренние голоса и тому подобную мистику, но после
чашки кофе я уже был совершенно уверен, что эти три звена составляют одну
цепь и каким-то образом я буду к ней прикован. Я еще представления не имел,
как будут дальше развиваться события, но доподлинно знал, что меня ждет
что-то из ряда вон выходящее и что без Чернышева здесь не обойдется. А между
тем в его заметках не было ни слова об экспедиции! Раньше говорили -
предчувствие, теперь - подсознание, но суть от этого не меняется: нечто
скрыто в нашей психике такое, что разумом объяснить невозможно и что
когда-то приводило на костер несчастных ясновидцев и колдунов.
Впрочем, кое-какую пищу моим предчувствиям подбросил старик Ермишин.
Вечером, когда я докладывал ему о встрече с Чернышевым, он посмеялся и,
довольный, промычал в трубку: "Погоди, завтра на совещании еще не то будет!"
А на мои расспросы Андреевич туманно ответил: "Ты пойди, пойди туда, не на
двести, а на все пятьсот строк материалу наскребешь".
Я вообще не люблю ходить на совещания, так как убедился в том, что
обычно все самое важное решается наверху, но сегодня смотрел на часы с