"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

на повесть, мне не раз вспоминалась эта сцена. Теперь, по прошествии времени
и после всего, что случилось, она не кажется столь значительной, но тогда я
сидел не за письменным столом в своей квартире, а раскачивался вместе с
креслом, и глаза мои смотрели не на двор, где за Монахом гнался какой-то тип
с палкой, а на угрюмо волнующееся за иллюминатором море. Одно дело - быть
истолкователем событий, и совсем другое - их участником: совершенно разные
ощущения.
Вспоминаю, тогда меня вдруг пронзила мысль, что капитан Чернышев -
одержимый навязчивой идеей фанатик, и мне на миг стало страшно. Его взгляд
показался мне безумным. Я смотрел на него и думал, что за изменчивым, как
ветер на море, поведением этого человека, нарочито уважительным, а на самом
деле пренебрежительным отношением к спутникам по экспедиции, скрывалась
железная решимость навязать нам свою волю и любой ценой осуществить
задуманную идею. А страшно мне стало потому, что я физически ощутил давящее
превосходство его воли, полную свою неспособность что-либо ей
противопоставить: ну что может сделать попавшая в водопад щепка? Я говорю о
себе, а лучше бы сказать "мы": на лицах моих товарищей читались такие же
мысли.
И хотя нрава голоса я не имел и обязан был оставаться беспристрастным
свидетелем, всей душой я склонялся на сторону Корсакова.
Теперь они не отрываясь смотрели друг на друга.
- Законная любознательность, - сказал Корсаков. - Я бы отнесся к ней с
полным уважением, если бы не одно обстоятельство.
- Какое же? - мрачно спросил Чернышев. Впервые я увидел его без всякого
грима: бескомпромиссный, абсолютно уверенный в себе, с холодным и даже
жестоким взглядом.
- Если бы, удовлетворяя ее, вы рисковали только своей жизнью.
Баландин импульсивно сжал рукой мое колено.
Чернышев изменился в лице - хотя, бьюсь об заклад, он ждал именно этих
слов.
- Кто еще так думает? - с оскорбительным вызовом спросил он. И, не
дожидаясь ответа, буркнул: - Впрочем, это не имеет значения: каждый желающий
может покинуть судно.
Кудрейко присвистнул.
- Под зад коленкой?
- Ну зачем так грубо, - поморщился Ерофеев, - нам, может, еще и
пообедать дадут.
Корсаков покачал головой.
- Не в вашей компетенции это предлагать, Алексей Архипович, состав
экспедиции утверждали не вы.
Воцарилась полная тишина. Чернышев напряженно о чем-то думал, кивал
каким-то своим мыслям, а потом с силой ударил ладонью по столу - привычка,
которая меня раздражала.
- Вы правы! - воскликнул он. - Приношу свои извинения - переборщил. Но
от сорока тонн, простите великодушно, не отступлю. Тридцать у нас уже было,
запросто вывернулись, а сорок нужно испытать. Вы же умные люди, поймите,
очень нужно!
- Почему вы настаиваете именно на этой цифре? - оторвавшись от
протокола, спросил Никита.
- А ты записывай, без тебя спросят! - прикрикнул Чернышев. - Потому,