"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

бесцеремонно поступил с вами Чернышев. Это не делает ему чести, Паша, но я
очень рад, что вы нашли в себе силы остаться. Льщу себя надеждой, что вы об
этом не пожалеете и соберете оригинальный материал для будущей повести.
- Какой там повести - для серии очерков.
- Разве? Мне казалось, что вы замахнулись на большее. Дерзайте, Паша,
запас высоты у вас имеется, судя по вашей книжке. У меня есть знакомый
писатель, он тоже начинал с очерков, а теперь издает толстые книги; правда,
очерки его были интереснее... Я очень рад, что вы остались, мне без... - Он
щелкнул пальцами. - Я к вам привык, в моем возрасте привычные связи рвутся
трудно, а новые завязываются еще труднее.
- В термосе чай крепкий. Хотите?
- С удовольствием, - обрадовался Баландин. - Рая очень милая девушка,
но ворчит, когда опаздываешь к завтраку. - Он налил в стакан чаю, открыл
пачку печенья и присел, явно располагаясь к беседе. - Чернышев, Паша,
нелегкий человек, но зато с оригинальным умом и своеобразным, не лишенным
иронии отношением к людям. Мне такие встречались, похожим был мой первый
заведующий кафедрой, известный ученый: он зачастую бывал груб и циничен,
мне, тогда еще зеленому аспиранту, казалось, что он надо мной издевается и
выставляет на всеобщее посмешище; я бесился, подавал заявления об уходе, в
конце концов, оставался и давно считаю годы, проведенные под его
руководством, наиболее важными в своей научной жизни. "Лучше с умным
потерять, чем с дураком найти", - любила говорить моя мать; незаурядная
личность имеет право на трудный характер. Не стану проводить прямой
аналогии, но Чернышев из людей такого типа. Если не обращать внимания,
закрыть глаза на его недостатки, - кстати говоря, естественные для человека
его профессии, - то обнаружится личность, из общения с которой вы почерпнете
много пользы. Не обижайтесь на него, Паша.
- Вам легко советовать, - проворчал я, - вы здесь нужны, необходимы, а
каково чувствовать себя нежеланным пассажиром и вдобавок курицей?
Согласитесь, не очень-то приятно дожить до тридцати семи лет и неожиданно
узнать, что ты курица, причем с бараньими или верблюжьими мозгами. Лично во
мне это вызывает чувство протеста - быть может, необоснованного, однако...
Баландин прыснул.
- Вас ведь не собираются жарить, - успокоил он, - подумаешь, курица.
Ну, и что из этого? Не дожидайтесь сочувствия от человека, который,
перешагнув через полсотни, стал жирафом. Впрочем, я привык, студенты - за
моей спиной, разумеется, - кличут меня Холстомером. - Баландин весело заржал
и стал, в самом деле, удивительно похож на жизнерадостную лошадь. - Кстати,
Паша, если у преподавателя нет клички - значит, к нему относятся равнодушно.
Я по-настоящему уверовал в свое призвание, когда получил кличку, и вовсе
задрал нос, узнав, что обо мне стали рассказывать анекдоты. Это уже высокая
честь, верный признак известной популярности. Тем, что он вошел в
студенческий фольклор, мой завкафедрой гордился больше, чем многочисленными
званиями и наградами. Забавный народ - студенты, вы не поверите, но я даже
скучаю по ним.
- Вы когда-нибудь ставите на экзаменах двойки? - улыбаясь, спросил я.
- Еще сколько! Сдать мой курс не так-то просто, на экзаменах, Паша, я
сею панику! Если я этих негодяев люблю, это вовсе не значит, что поощряю их
халтурить. Мою кафедру вечно критикуют за высокий процент двоек, ректор со
мной воюет, но вынужден отступать, так как у меня имеется могучий