"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

- ... только, - продолжал Птаха, - одна беда: вместе со льдом часть
эмали сбивается, снова покрывать нужно.
- Может быть, вы слишком сильно ударяли? - Баландин был слегка
обескуражен. - Чем вы сбивали лед?
- Мушкелем, конечно, - ответил Птаха. - Ну, кувалда деревянная.
- Нужно было поделикатней, - подал голос Ерофеев, - пальчиком
сковырнуть. А то обрадовались - кувалдой...
- Нам пальчиком нельзя, - уже стоя в дверях, сказал Птаха, - у нас
этот... маникюр.
- Что ж, для начала совсем неплохо. - Чернышев с нескрываемым уважением
посмотрел на Баландина. - Видимо, эмаль, Илья Михалыч, штука многообещающая.
Как она по-научному?
- Кремний-органический полимер с антикоррозийным подслоем, - скромно
сообщил Баландин. - Это если коротко.
- Как стихи, - пробормотал Никита. - Так и просится на музыку.
Было решено покрыть эмалью еще ряд поверхностей и провести следующую
околку под личным наблюдением Баландина.
Обсуждение шло на удивление мирно, даже в спорах, возникающих по тому
или иному поводу, никто не "лез в бутылку", и все как-то быстро друг с
другом соглашались. Сначала это меня порадовало, потом огорчило, но в конце
концов я понял, что пока что материала для дискуссии накоплено слишком мало
и обсуждались вещи бесспорные, ни у кого серьезных сомнений не вызывающие. И
все-таки мною овладело ощущение, что и Корсаков, и Ерофеев, и другие чего-то
не договаривают, сознательно обходят какую-то волнующую их тему: не раз я
замечал в их обращенных к Чернышеву взглядах настороженность и вопрос. И
вдруг мне пришла в голову мысль, что причиной тому вовсе не научные дела, а
самые обыкновенные личные, конкретно - простая человеческая тревога,
встряхнувшая нас минувшей ночью.
А ведь об этом, необыкновенно важном для каждого из нас, еще никто и не
заикался! Отсюда и принужденность, и настороженность, и вопрос: самое важное
еще не обсуждалось. Ходили вокруг да около, а ни у кого язык не повернулся
начать. Что-то вяло бормотал Ерофеев, какие-то безразличные реплики ронял
Корсаков, задумался Баландин, перестал острить Никита - обсуждение уперлось
в стенку.
- Все, что ли? - зевая, спросил Лыков. - Тогда я пошел, Архипыч, к
вечеру вернусь.
- У него семья здесь, - пояснил Чернышев. - В Вознесенском многие
живут, порт приписки "Дежнева". Повезло им - пока штормит, портнадзор ни за
какие коврижки в море не выпустит.
- Алексей Архипыч, - спросил я, - можно вопрос?
- Валяй, - лениво разрешил Чернышев.
- Была ли необходимость в том, что мы так долго не выходили из шторма?
Лыков, который уже открывал дверь, вздохнул и вернулся на место.
- Нейтральный пассажир. - Чернышев мне подмигнул, но глаза его не
улыбались. - А я-то сижу и удивляюсь, почему никто сию животрепещущую тему
не поднимает. Неужели так перепугались?
- Запрещенный прием, Алексей Архипыч, - спокойно сказал Корсаков.
- Не знаю, как вы, а я в самом деле струсил, - доверчиво поведал
Баландин. - Особенно когда вылетел из койки на стену.
- На переборку, - проворчал Лыков.