"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

многими очевидцами на эту тему беседовал, но одно дело читать и беседовать,
и совсем другое - точно знать, что скоро ты сам окажешься очевидцем, и это
тебе предстоит неизбежно, поскольку именно ради того, чтобы стать очевидцем,
ты и вышел в это холодное море.
Как всегда в таких случаях, я почувствовал в себе ту приподнятость,
какая бывает в предвкушении больших событий: не зря же мы родились на божий
свет! В нетерпении я спешил зафиксировать возникающие ощущения и сокращал
слова до такой степени, что вряд ли кто другой мог бы эту скоропись
прочесть.
В борт с силой ударила волна, и моя шариковая ручка, словно следуя ее
повелению, вычертила на листке бессмысленную кривую. Другая волна приподняла
судно и бросила его вниз, третья снова врезала по борту - видимо, мы шли
лагом и разворачивались. Проверив, закреплены ли в кронштейне и гнездах
графин с водой и стаканы, убрав все, что может падать и разбиться, я решил
было выбраться наверх, но тут в коридоре что-то прогромыхало и в
распахнувшуюся дверь на четвереньках вполз Баландин. На его лбу полыхал
свежий фонарь, но лицо, сверх ожидания, светилось широченной, до ушей,
улыбкой.
- Впадаю в детство! - усевшись с моей помощью на стул, возвестил он. -
Представляю, что творилось бы на кафедре, если бы ее заведующий явился в
таком виде!
Баландин радостно заржал, замахал руками, приглашая меня
присоединиться, и, сорванный со стула неведомой силой, полетел в мои
объятия.
- Да, это была бы сенсация, - согласился я.
- Неужели вы ничего не замечаете, Паша? - Баландин слез с моих коленей
и опять водрузился на стул. - Откройте пошире глаза, друг мой! Разве вы не
видите, что мир изменился и никогда уже не будет таким, как прежде?
- Если вы имеете в виду фонарь, то дня через два...
- Плевать я хотел на фонарь! - заорал Баландин. - Паша, я не
укачиваюсь! Меня лично похвалил сам Птаха! Он сказал, что подарит мне
тельняшку! Он...
Баландин снова рванулся ко мне и пребольно боднул головой в скулу. Тут
я уже не выдержал и уговорил его лечь на койку. Кстати, койки в нашей каюте
расположены вдоль киля - важное преимущество, благодаря которому бортовая
качка, самая неприятная, переносится легче.
- Меня прогнали с мостика, - с упоением сообщил Баландин. - Знаете ли
вы, что правильнее говорить: рулевая или ходовая рубка? Это мне сказал Федя,
он сменился и придет с боцманом к нам потравить, что на морским жаргоне
означает побеседовать по душам. А прогнали меня под тем нелепым предлогом,
будто я летаю по рубке, как пушечное ядро, и сбиваю всех с ног!
Баландин с его ржаньем и пылающим фонарем был так смешон, что я
невольно рассмеялся.
- Живы? - в каюту заглянул Птаха.
- Смеюсь, - значит существую! - не унимался Баландин. - Костя, я только
что на вас ссылался, подтвердите, что нам семь баллов нипочем!
- Нам на них... извиняюсь, - подтвердил Птаха. - Тут еще два чудака,
пустить или гнать в шею?
Вслед за Птахой в каюту ввалились Перышкин и Воротилин, которые в
последние дни зачастили к нам в гости - покурить и поиграть в шахматы.