"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

пропасть семьсот целковых. А в другой раз... Нет, это потом, мы ведь
заседать собрались, а не болтать попусту. Можно предложение, Виктор Сергеич?
Берите, ребята, отпуск и приезжайте сюда в сентябре, Лыков и Филя такие
чудеса покажут... Вот есть в тайге ручей - врать но буду, не видел, а слышал
сто шестнадцать раз: волшебный! Наберешь шапкой воды напиться - охотники так
завсегда пьют, из шапки, наденешь ее на голову, походишь часок, снимешь...
Лысый, как это... как Илья Михалыч! Будто корова языком слизнула - ни одной
волосинки! Все, конечно, радостно ржут, до смерти довольны, а через месяц на
этой разнесчастной лысине вдруг начинает расти волос, густой - расческу
обломаешь. Вот вам крест, сам видел, то есть слышал. Поедем на ручей, Илья
Михалыч?
- Враки, - ухмыльнулся Баландин. - Лысина не целина, на ней ничего не
посеешь.
- И корень женьшень под ногами валяется, - не унимался Чернышев, - за
десять минут полный рюкзак набьешь, правда, Паша?
- Кедровыми шишками, - пробормотал я.
- Но ведь за десять минут? - настаивал Чернышев. - Нет, в самом деле
приезжайте. Лыков вам тигров покажет, он одного приручил, в обнимку ходят.
Паша, подтверди.
Чернышев откровенно дурачился, сам заразительно, до слез смеялся и
доброжелательно на нас поглядывал - может, и в самом деле рад, что все
кончается? Правда, свои намерения в экспедиции он не осуществил и "к медведю
в берлогу" не полез, но после "Байкала" даже самые открытые недоброжелатели
не осмелятся поднять на смех капитана Чернышева. Информацию о спасении
"Байкала" приморское радио передало, Лесота принял уже с десяток
поздравительных радиограмм, одна из которых, от старика Ермишина, доставила
Чернышеву особую радость: любимый внук старого капитана, оказывается, плавал
на "Байкале" старшим помощником. Так что в Приморск Чернышев вернется не
развенчанным бахвалом, а на гребне славы, куда более весомой в глазах
моряков, чем хлипкая и сулящая лишь материальные выгоды слава победителя в
соревновании за квартал.
Мне и в голову не приходило, что отличнейшее расположение духа
Чернышева вызвано совсем другой причиной.

Сначала речь зашла о "Байкале". Разбор вел Чернышев. Вопреки нашему
ожиданию он не торопился обрушивать громы и молнии на молодого Чеботарева.
Как выяснилось, избавляться ото льда Чеботарев начал своевременно, но шел
обильный снегопад, лед, образовавшийся из снега и водяной пыли, плохо
поддавался околке, а для смыва его из шлангов вспомогательный паровой котел
не давал требуемого количества воды. Температура воздуха между тем снижалась
с каждой минутой, лед стремительно нарастал. Положение усугублялось тем, что
шпигаты по бортам и шторм-портики замерзли и вода с палубы за борт не
сходила. К тому же на палубе имелось более трех тонн груза, подвергавшегося
обледенению, и пожертвовать им у Чеботарева не хватило решимости.
Критическая же ситуация возникла тогда, когда из-за аварии сепаратора машина
потеряла значительную часть мощности и судно стало разворачивать лагом к
волне. Образовавшийся крен делал работу по сколке льда крайне опасной, а
когда крен достиг пятидесяти градусов, бортовой кингстон обнажился, машина
остановилась, и судно стало неуправляемым. Затем крен достиг семидесяти
градусов, окна рубки вошли в воду, с кильблоков сорвало спасательную шлюпку.