"Владимир Санин. У земли на макушке (полярные были)" - читать интересную книгу автора

меня обрушивается град вопросов, для добросовестных ответов на которые не
хватило бы остатка жизни. Отогреваюсь и осматриваю комнату. Кровати,
гардероб, швейная машина, патефон, обязательная "Спидола" и целая пирамида
чемоданов. И только множество шкур на полу и на стенах да полутораведерная
кастрюля с мясом напоминают о том, что ты находишься все-таки не в
подмосковсной деревне.
Курс - на Якутск, куда мы летим с грузом рыбы. В полете я обычно
располагаюсь между креслами пилотов, но в самые интересные моменты - во
время взлета и посадки- бортмеханик Валерий, высокий и симпатичный юноша с
серьезными глазами, вежливо просит уступить ему место. Валерий следит за
работой двигателей, убирает и выпускает шасси и каждые несколько секунд
сообщает командиру корабля высоту и скорость. Особенно важны эти данные при
посадке, когда мозг пилота превращается в быстродействующую счетную машину:
неувязка посадочной скорости и высоты может привести к тому, что самолет
приземлится либо слишком рано, либо слишком поздно. Последствия такой ошибки
настолько неприятны, что минуты посадки священны, они заполнены
торжественным молчанием. Необходимо не только посадить самолет невредимым,
но и не допустить "козла", при котором самолет скачет по полосе, вызывая
насмешки многочисленных свидетелей этого позора.
Пока самолет набирает высоту, наблюдаю за работой штурмана. Леня
откладывает в сторону недочитанную книгу и чертит на карте жирную линию -
для того, поясняет он, чтобы вместо Якутска мы не залетели в Махачкалу. Леня
сообщает мне немало других не менее полезных сведений. До сих пор я полагал,
что все воздушные трассы равноценны, поскольку сделаны они из одного и того
же материала. Оказывается, это не так. Как и на земных дорогах, на воздушных
тоже бывают и халтурное покрытие, и выбоины, и ухабы. Для авиации прямой
путь- -далеко не всегда самый короткий: трасса выбирается с таким расчетом,
чтобы самолет пролетал над населенными пунктами, в пределах действия
наземных радиостанций. В полярную ночь единственно возможный ориентир- это
радиопеленг, невидимая ниточка, которая, как бабушкин клубок, не дает
самолету заблудиться во тьме.
Затем Леня учит меня читать карту, но в этом достигает меньшего успеха.
Видимо, мои предыдущие вопросы отняли у него слишком много сил. Иду к
Лабусову. Он начинает знакомить меня с приборами. Мне очень нравятся
многочисленные стрелки, светящиеся силуэтики самолетов на приборах; я
любуюсь ими и внимательно слушаю.
- Все понятно? - спрашивает Лабусов.
- Разумеется,- подтверждаю я.- А что это за штучка? Лабусов
удивляется.
- Но ведь я три раза говорил, что по этому прибору определяется крен!
- Ахда, конечно,- спохватываюсья.- Крен чего?
- Самолета,- тихо роняет Лабусов.
- Хитро придумано,- я почтительно глажу прибор пальцем.- А это для
чего?
Лабусов внимательно на меня смотрит.
- Это компас,- говорит он с некоторой безнадежностью.
Я решаю, что Лабусов заслужил свое право на отдых, и иду к Соколову.
Володя - человек значительно выше средней упитанности, и энергия, с которой
он протискивается на отведенную бортрадисту жилплощадь, вызывает уважение.
Усевшись, он уже до посадки не встает с места: связь с землей нужно держать