"Маргит Сандему. Глубины земли ("Люди Льда" #24)" - читать интересную книгу автора

девушке из хорошей семьи не пристало якшаться с простонародьем. Ей следовало
бы немного подумать об Адриане, да и о его близких.
Последнее Анна-Мария не могла понять. Да уж и первое тоже, если на то
пошло. Она возразила, что ходила не одна, что ее проводили и туда, и
обратно.
Да, но кто? Какой-то несчастный шахтер. Да и вообще - этот Коль -
неподходящая компания, у него такие грубые манеры, он так ругается, да и еще
его подозрительное иностранное происхождение к тому же.
Лисен так и сверлила ее своими глазками. "Эта дамочка может сколько
угодно стараться казаться добродушной, - упрямо думала Анна-Мария, - но я
все равно знаю, что она ненавидит меня. Это видно по ее глазам".
Но поскольку Анна-Мария была девушка мягкая и покладистая, ей не пришло
в голову начать препираться с дамами. Вместо этого она как можно спокойнее
сказала:
- Мне кажется, валлонов очень уважают за их искусство и культуру и за
их выдающихся ремесленников.
- Мы слышали кое-что о совершенно неподобающих вещах между вами
двумя, - вмешалась Керстин. - Разумеется, это всего лишь сплетни, но и они
опасны. Нам не нужны такие сплетни, Анна-Мария.
Нам? Что они имели в виду? Но поскольку сразу не нашлась, что им
ответить, они стали говорить о чем-то другом, прежде чем она смогла начать
протестовать. И вот она сидит, а внутри у нее все горит от обиды и боли. Да
и от вошедшего Адриана толку было мало. Он был такой слабый, что Анне-Марии
стало стыдно за него. Семейство полностью обезличило его.
У героя ее снов не осталось даже нимба. Ничего!

Дети и школа доставляли ей огромную радость. Она чувствовала, что она
способная учительница, ведь они учились всему легко и быстро. Разумеется, не
всем было одинаково легко, но она была достаточно внимательна, чтобы
позаботиться о том, чтобы никто не отставал.
Однажды она получила подарок. Жена Севеда сунула ей какой-то
бесформенный сверток. Там оказалась пара вязаных варежек. Чего они стоили
женщине, Анна-Мария могла только догадываться. Потому что теперь она знала
об отчаянном положении с деньгами у всех, знала, что даже самая крохотная
экстравагантность проделывала большую дыру в скудном семейном бюджете. Но
этот подарок она не могла не принять. Она надевала варежки всегда, когда
было холодно.
А Нильссон постепенно становился все язвительнее и противнее. Она
лишила его отличных источников дохода, этого он ей простить не мог, и
поэтому распространял ядовитые сплетни о ней с еще большим энтузиазмом. Но
он уже никого больше не волновал. Он был уничтожен, во всяком случае в том,
что касалось младшего ребенка Севеда.
Иногда он входил и с неодобрительным видом наблюдал за приготовлениями
к рождественскому спектаклю. Смотрел на сцену, которую соорудил Клампен, на
столы вдоль стен и гору костюмов, сшитых Анной-Марией.
Но Нильссон был хитер. И он знал, как больнее ранить.
- Вчера заходил мастер. Уже жалеет о своей идее пригласить сюда
учителя. Или что еще хуже: учительницу. Считает, что фрекен слишком много
себе позволяет. А уж что касается этого праздника на Рождество, то он просто
вне себя. Собирается запретить шахтерам идти сюда в этот вечер. Им придется