"Жорж Санд. Ускок " - читать интересную книгу автора

Невольница отодвинула пурпурную завесу главного входа, и граф проник в
прохладный будуар византийского стиля, обставленный, однако же, в
итальянском вкусе.
Джованна полулежала на парчовых подушках, расшитых разноцветными
шелками. Она еще держала в руках лютню, а большой белый борзой пес Орио,
лежа у ее ног, словно разделял ее грустное ожидание. Она была все так же
прекрасна, хотя совсем по-иному, чем раньше. Здоровый румянец уже не алел на
щеках, от заботы и огорчений формы потеряли юную округлость. Платье белого
шелка, в которое она была одета, казалось почти такого же цвета, как ее
лицо, а широкие золотые браслеты болтались на похудевших руках. Можно было
подумать, что она уже утратила всякое кокетство, всякое стремление украшать
себя, обычно свидетельствующее у женщин о счастливой любви. Жемчужные
перевязи ее прически распались и вместе с прядями распущенных волос спадали
на алебастровые плечи, но она не позволяла невольницам привести их в
порядок. Она уже не гордилась своей красотой. В ее жестах, во всей ее
повадке болезненная слабость странно сочеталась с какой-то беспокойной
порывистостью. Когда вошел Эдзелино, она казалась разбитой усталостью, и ее
испещренные голубоватыми жилками веки не ощущали веяния опахала из перьев,
которым рабыня-мавританка обвевала ее голову. Однако, услышав шаги графа,
она внезапно приподнялась с подушек и вперила в него лихорадочно блестящий
взгляд. Она протянула ему обе свои руки сразу, чтобы посильнее сжать его
руку, а затем заговорила живо, остроумно, как будто находилась в Венеции, на
балу. В следующее мгновение она протянула руку, приняла из рук рабыни
золотой флакон, усыпанный драгоценными камнями, и вдохнула из него,
побледнев еще больше, словно теряла сознание. Затем рассеянно провела
пальцами по струнам лютни, задала Эдзелино несколько пустяковых вопросов,
даже не слушая, что он ей отвечает. Наконец она приподнялась, облокотилась
на подоконник узкого окошка, находившегося за ее спиной, и, устремив взор на
черные волны, где уже начинало трепетать отражение вечерней звезды,
погрузилась в безмолвную задумчивость. Эдзелино понял, что в ней - отчаяние.
Через несколько минут она знаком отпустила прислужниц и, оставшись
наедине с Эдзелино, вновь обратила к нему свои большие синие глаза,
окруженные еще более темной синевой, и взглянула на него со странным
выражением доверия и глубокой грусти. Эдзелино, смертельно расстроенный ее
видом и поведением, ощутил вдруг в себе пробуждение той нежной жалости, о
которой она словно молила его. Он подошел поближе. Она снова протянула ему
руку и, усадив его на подушку у своих ног, заговорила:
- О мой брат, о благородный мой Эдзелино, вы, наверное, не ожидали
найти меня в таком состоянии? Вы видите, что сделало с моим лицом страдание.
Ах, вы бы мне еще больше посочувствовали, если бы могли поглубже проникнуть
в ту бездну муки, что разверзлась в моей душе!
- Я догадываюсь об этом, синьора, - ответил Эдзелино. - И раз вы дали
мне святое и нежное имя брата, будьте уверены, что я с радостью исполню
братний долг. Приказывайте - я все совершенно точно выполню.
- Не знаю, что вы хотите этим сказать, друг мой, - продолжала Джованна.
- Какие приказы могу я вам отдавать? Разве что поцеловать за меня вашу
сестру Арджирию, прелестного ангела, просить, чтобы она молилась и помнила
обо мне и говорила обо мне с вами, когда я перестану существовать. - Вот,
- добавила она, отделив от своей прически полуувядший цветок
олеандра, - передайте ей это от меня на память и скажите, чтобы она