"Давид Самойлов. Люди одного варианта (Из военных записок) " - читать интересную книгу автора

Эренбург был тогда на вершине своей популярности. Его статей ждали
фронта, жадно читала передовая. Он оказывал влияние на настроение войск.
Эренбург был причастен к власти. Эта причастность обычно портит стиль.
Эренбург свой стиль сохранил. Да ему это и разрешалось. Сталин приберегал
его и кое-что разрешал не без умысла.
Эренбург был самым западным флангом сталинизма. Он пользовался влиянием
среди левой интеллигенции Запада - левых по форме, а то и по содержанию.
Убеждал Ролланов и Элюаров поддерживать нас.
Не думаю, чтобы он исполнял свою миссию с удовольствием.
Еще до Двадцатого съезда он написал объемное произведение с новыми
веяниями - "Оттепель". Оно не понравилось. За оттепелью ведь не известно,
что следует - может, и заморозки. Намек на такую возможность уже раздражал
официальных лиц. Но термин все равно прижился, ибо правильно отражал
атмосферу переходного времени.
Эренбург - сложная тема. И не здесь ей место. Я еще вернусь
когда-нибудь к ней.
Я распрощался с родителями. Обнял Гудзенко. И снова отбыл на фронт.
На сей раз я нарушил солдатский закон: не напрашиваться. Напросился я
сам. И дальнейшие повороты моей судьбы уже зависели не от слепых
обстоятельств, а были последствиями моего решения. На войне, как говорилось,
это не безопасно.
Но, к счастью, все обошлось.


"Белоруссия родная, Украина золотая..."

В Гомеле я разыскал штаб Первого Белорусского фронта. А в штабе -
разведотдел.
Майор Наркисов - лысый, неприветливый армянин, к которому мне надлежало
явиться, сразу же наорал на меня за опоздание. Выходило, что именно меня
здесь с нетерпением ожидали и из-за меня срывалось какое-то важное
мероприятие. Откричавшись, майор задумался. Дело в том, что в его штатном
расписании значились лишь офицерские должности. Ефрейтор, даже
откомандированный Генеральным штабом, ему не полагался.
Наркисов предложил направить меня в Военный институт иностранных
языков. Это не входило в мои планы.
Досадливо пожав плечами, он отпустил меня отдыхать, пообещав вскоре
известить о решении.
Майор меня невзлюбил с первого взгляда непонятно почему. И до конца
войны обходил мелкими званиями и большими наградами.


Лева Безыменский меня не ожидал. Трудно было поверить, что фиктивная
бумажка с вызовом может повлиять на мою судьбу. Впрочем, встреча наша была
сердечной. Я поселился у Левы, и первое время не было конца разговорам и
общим воспоминаниям.
Между тем приезд мой был несколько неловок для Левы.
С нашими отношениями никак не вязался дух субординации.
Лучшие из его фронтовых товарищей не давали Безыменскому это
почувствовать, ибо многие из них, вроде майоров Симоняна и Наровлянского,