"Давид Самойлов. Люди одного варианта (Из военных записок) " - читать интересную книгу автора

- Тебя куда ранило? - спросил его сосед.
- Палец отбило.
- Тогда молчи. Здесь тяжелей твоего раненые есть.
Я описал этот день так подробно потому, что в нем были минуты небоязни
смерти и, кажется, прожит он был достойно.
Однако это был день боя и, значит, убийства. Как же можно достойно
прожить день убийства?
С высшей точки зрения, с точки зрения высшей нравственной заповеди -
"не убий" - вне ее фальшивых и уклончивых толкований, а именно в том прямом
понимании, что никто не смог посягать на физическое именно существование
другого человека, - с точки зрения этой высшей заповеди день 26 марта был
недостойным днем моей жизни.
Но я не ощущаю и не оцениваю его таковым.
Дело, мне кажется, в том, что нравственное состояние человека не
всегда, и скорее всего - очень редко, и где-то в развитии человеческого
существа - пребывает в высшей зенитной точке.
Наше существование внутри общества, внутри его особых категорий -
нации, долга, закона, обычая, - в окружении явлений и лиц, исторически
сложившихся вне нравственного идеала, - это наше существование требует от
нас практического осуществления.
Ибо вне практического осуществления нравственность становится
абстракцией, и ее существование равно несуществованию.
В этом практическом осуществлении нравственности есть состояние
преднравственности, то есть нравственное осуществление личности в конкретных
обстоятельствах, в общественных условиях, когда, в сущности, для человека
нет выбора между высшим и низшим, либо в силу неразвитости, либо по
принятому решению соучаствовать в определенной исторической или просто
конфликтной ситуации.
Принцип "не убий" неминуемо должен быть нарушен в войне, даже
справедливой, в состоянии самообороны или защиты другого от убийства.
Осуществление естественного права самозащиты или защиты национальной,
или социальной, или личной и относится к сфере преднравственности.
И, конечно же, не покаяние, не ощущение греховности этого состояния
выводит личность за его пределы - к высшему принципу, к идеалу.
Состояние преднравственности не является предметом оценки. Оценивать
его можно только с точки зрения тенденции и завершения.
Преднравственность достойна, если ведет к нравственности.
Преднравственность деградирующая не имеет оправданий.
Основная беда нашего военного поколения литературы в том, что
большинство ее представителей в поэзии и прозе преднравственное состояние
ретроспективно оценивает как свое высшее нравственное достижение. Потому и
нет "военного периода" в нашей литературе, вернее, есть - лишь по внешним
признакам, количественно, а не качественно. "Военный период" по
нравственному качеству не отличается от всех других времен литературы
воспевания власти.
Подражатели Льва Толстого в отдельных случаях могли копировать его
интонации и повторять его ситуации, не понимая истинного значения
нравственной позиции Толстого по отношению к войне, проявившейся уже в
"Севастопольских рассказах". В сущности же, наша военная литература стоит на
точке зрения иронической солдатской формулы, принятой всерьез: война все