"Николай Самохин. Наследство " - читать интересную книгу автора

веревку, поэтому, на шею - словно вешать собрался беднягу.
Мать спросила о цене - цена оказалась подходящей: прямо одно к одному -
дядька этот продавал корову срочно, по случаю отъезда.
Мать отвела Артамонова в сторонку, спросила озабоченно:
- Ну, как тебе, а? Главное по деньгам. А худая она - это ничего. Она за
зиму отощала, откормится... Вроде ничего коровенка, не старая. Ну, что
скажешь-то?
- Комолая, - буркнул Артамонов.
- Ах, горе-то какое!.. А может, стерпишь?
- Нет. Комолая, - упрямо повторил Артамонов. Надо заметить, что слово
Артамонова было веским и уважаемым - ведь корову-то предстояло пасти ему. А
комолая корова была у их соседей, Семейниковых. Ванька Семейников, погодок
Артамонова, водил ее на пастбище на цепи, все остальные пацаны звали за это
семейниковскую корову "тигрой", и Ванька каждый день смертно бился с
обидчиками.
Правда, был случай, когда комолая спасла Ваньке жизнь. Ну, не сама,
конечно, корова, а цепь эта самая. Ванька, отпуская "тигру" пастись, цепь
снимал и наматывал себе через плечо. Вот это его и спасло... Коров они пасли
за железнодорожным переездом, на большой поляне, примыкающей к строящемуся
заводу. Поляна эта была вроде как подступом к стройке: трубы на ней лежали
железобетонные, железяки разные, рельсы. Была в том числе яма с битумом. Так
вот, в этой яме Ванька тонул. Ничего в своей жизни страшнее Артамонов не
видел - ни до, ни после. Хотя много чего успел хлебнуть. Кстати, и сам
тонул - дважды. И, был случай, топили его - намеренно. Но вот чтобы такое -
никогда!
В этот раз Артамонов проспал, пригнал свою Белянку позже других, уже по
солнышку. А друзья, раньше его собравшиеся, развлечение придумали - прыгать
с разбегу в эту яму: битум за ночь застыл и только пружинил под ногами.
Стали подначивать Артамонова: давай теперь ты. Мы уж досыта
напрыгались. Артамонов, однако, прыгнуть не решился, подумал: вдруг
разыгрывают?.. Сговорились, пока его не было. Петька Порухин сполз на
заднице в яму и прошелся, быстро переставляя ноги: смотри, мол, совсем не
страшно. Но битум, согретый солнышком, легко продавливался под Петькиными
ногами. Артамонов засомневался еще больше.
Тем временем дурковатый Ванька Семейников с криком: "Кони сытые бьют
копытами!" - разогнался и прыгнул.
И сразу увяз по щиколотки.
Попытался вытянуть одну ногу - другая ушла глубже.
Так он переминался - и тонул. Потом, качнувшись, упал на руки. Увязли
руки.
Петька Порухин сидел на столбике (был там, посредине ямы, столбик), мял
пятками податливый битум и заливался смехом. Хотя уже не до смеха было.
Ванька утонул по колено. И руки ушли по локоть.
- Смеешься, сука! - плачущим голосом сказал Ванька. - Погоди, скажу
брату - он тебе сопатку начистит.
Дикая бессмысленность угрозы зажгла в сознании Артамонова это страшное
слово: "Тонет!.. Ванька тонет!.." Никакому брату он больше не пожалуется!..
Никогда!..
Медленно, зловеще Ваньку засасывала черная масса.
Артамонов разыскал доску, кинул ее в яму, они с опамятовшимся Петькой