"Николай Самохин. Наследство " - читать интересную книгу автора

вместо дров. Вот и ишачила до весны без разгибу: мама-то в октябре тоже
тифом заболела, и ребята всю зиму прохворали..."
Артамонову как-то один знакомый писатель-"деревенщик" толковал: зря,
мол, в свое время кулаков перевели. Ведь что такое кулак, если разобраться?
Крепкий мужик, настоящий хозяин, кормилец страны в конечном счете. А его -
раз-два и под корень. Артамонов не сразу его понял, решил сначала, что он
имеет в виду известные перегибы, когда, случалось, мели под одно, не очень
разбирая, где подлинный классовый враг, а где примерещившийся. Но писатель,
оказалось, крайний взгляд исповедовал (или щеголял такой крайностью): да
вообще никого трогать не следовало, они все примерещились. Артамонов тогда
подумал: а матери?.. Ей тоже примерещились?.. Она кулаков, кулачество, сам
дух кулацкий в людях ненавидела всю жизнь и, наоборот, считала: мало их еще
перешерстили. Но ссылаться в споре на опыт матери Артамонов не стал,
поопасался, что собеседник расценит это как недостойный прием... Теперь вот
мать доспоривала за него.
"...К весне трое детей умерли. Надо хоронить, а некому: хозяин даже
близко подходить не хочет. Пошла тогда в сельсовет, выделили мне людей.
Забили всех троих в один ящик и в одну яму закопали. А мать и двое других
все чахли. И тут хозяин мне бойкот объявил: ты живи, а мать мне не нужна.
Дядя Карп, - говорю, - на вас креста нет. Целую же зиму у вас за так
отмантулила. Дайте хоть до тепла дожить. Куда же я их больных-то? Тогда
идите, выкидывайте сами, раз у вас сердца нет. Он считать начал - почему за
так? Все сосчитал: и мешок картошки, и кизяки - до одного. Да кизяками-то
этими, - говорю, - мать избушку топила, чтобы ваши же телята не померзли. Да
ходила за ними, поила, кормила и сейчас вон еще не оклемалась, а ползает. А
картошку свою возьмите назад, она мерзлая - может, вам для черного дня
пригодится... Эх, сынка милый, вспоминать горько!.. "Вас, - говорит, - много
тут понаехало, нищеты - всех не обогреешь." Я ему: да от вашего огня ни
одному жарко не стало... хорош кровосос. "Кто? Я кровосос? Ах ты, гадина!
Чтоб духу твоего здесь не было!.." Я два дня ходила по дворам - нашла себе
новую кабалу: буду работать у них, пока мать поправится, без договора, потом
договоримся. Я уж и то рада - теплый угол дали. Хозяин запряг лошадей,
съездили за мамкой, привезли. "Ну, живите, - говорит. - Вот кизяки, вот
картошки вам мешок, вот мучицы..." Ушел - мать заплакала: доченька
родименькая, опять мы тебя загнали в пекло!.. Утром понесла я свиньям,
гляжу - хозяин мясо рубит, скотскую голову. Я думаю: вот бы мяска сейчас
моим-то, хоть суп какой-никакой сварить. Ну нет, мяса не дал. А вечером
подоили коров, он говорит жене: каждый день носи ребятишкам молока - надо
поддержать. Упала я ему в ноги, только и сказала: дядечка, милый, спасибо
вам за все..."
И еще мать спорила, сама того не подозревая, с охотниками
поидеализировать прежнюю деревенскую жизнь, патриархальный уклад ее и
здоровые нравы.
"...Многие мне говорили, что сам он парень хороший, а старуха и девки -
змеи. Но я решила - пойду. Надоело жить в работницах. Я ведь лето
чертомелила за мужика и осенью до снега жила со скотиной на заимке. Хоть
последний хозяин, дядька Антон, мужик не скупой был, а за свой кусок тоже
пот выжимал - будь здоров! Устала я без выпряга-то: пойду, куда деваться...
Ну вот, стали жить. Пока сам дома был - еще ничего, можно терпеть, А тут ему
повестка в армию, он уехал, осталась я с ними одна. Вот уж дали они мне