"Николай Самохин. Наследство " - читать интересную книгу автора

"принципиально"... "отважно"... А прослыв отважным, попробуй когда-нибудь
дрогнуть хоть разок. Иного Артамонова читатели теперь, пожалуй, не приняли
бы. В редакциях же от его прямолинейности заметно начали уставать. Возможно,
устарел сам Артамонов. А может быть, все наоборот: изменилось время, пришли
другие люди - молодые, да рано помудревшие, осмотрительные. Кто знает...
Только с годами Артамонов все чаще стал замечать, как ему пытаются
деликатно, но настойчиво "опустить забрало". Впрочем, не всегда деликатно.
Однажды в родной газете, где он верой и правдой много лет прособкорствовал,
ему фразу "Случился как-то в нашем городе перебой со сливочным маслом"
переделали во фразу "Случился как-то в нашем городе перебой со школьными
тетрадями". Хотя Артамонов объяснял в статье, что перебой случился по вине
каких-то головотяпов от планирования, а совсем не потому, что система наша
передовая подкачала, дала трещину. Артамонова чуть инфаркт не хватил. Тем
более что проворные мальчики, правившие статью, сделали это небрежно - и
получилась несусветная глупость, срамота, "ослиные уши" вылезли наружу. Там
сценка была: стоит в магазине тихая "кефирная" очередь. А масла нет - уже
неделю. И тут залетает тетка, взмокшая, красномордая, бухает на пол две
здоровенные сумки и в полный голос спрашивает у продавщицы: "Маша! Масло-то
есть ай нет?" Продавщица ей отвечает, тоже не стесняясь: "А тебе какого -
топленого или такого?" - "Да хоть такого, хоть такого", - "Ну, заходи после
трех", - говорит продавщица.
При этом в очереди никто даже ухом не повел - привычное дело.
Так вот, в окончательном варианте статьи тетка с сумками врывалась в
магазин канцпринадлежностей и кричала: "Маша, тетрадки-то есть ай нет?" На
что продавщица отвечала ей: "А тебе какие надо - в клеточку или в линеечку?"
Стыд! Голову сняли.
Артамонов устроил "сцену у фонтана": звонил в редакцию, кричал, что
уволится к чертовой матери, что они там все сволочье, зубами за кресла
держатся, что жизни не знают и знать не хотят - заелись!..
Да что толку. Себе только сердце надорвал, два дня потом провалялся.
Нет, перспектива выбивать пыль из ковров Артамонову не грозила. В этом
смысле жена могла быть спокойна.
Шел третий час дня, а трухлявые мужички все ползали по мастерской,
роняли изо рта гвозди и подолгу выковыривали их из щелей. Коля Тюнин,
успевший за это время сгонять в дальний лес, нарубить в кузов пихтовых веток
на венки, сварить суп и покормить братниных девчонок, не выдержал: отматерил
мужиков сквозь зубы и взялся сам строгать и сколачивать доски.
И тут наконец явился "выбиватель ковров" - глава местного поселкового
совета. Пришел с женой - с теткой в четыре обхвата.
Артамонов с братом курили на крыльце мастерской. Им, как сыновьям, не
полагалось, по обычаю, самим делать гроб - и они маялись тут, переживали.
Константин представил Артамонова: "Брат. Старший". Председатель мельком
глянул на него, протянул вялую руку. Брат так брат: что ж такого. На
Артамонове были разбитые Костины валенки, засаленный полушубок, не тянул он
на известного журналиста. Значит, постой - послушай, как большой начальник
разговаривает с начальником поменьше, с непосредственным подчиненным
(Константин был членом поссовета и нештатным замом председателя).
- Ну что тут, как? - спрашивал председатель.
- Да вот делают, - отвечал Артамонов-младший. - Не готово пока.
- Что такое?!. Почему?.. Как так не готово? - застрожился