"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жених (Картина провинциальных нравов)" - читать интересную книгу автора

- Пой! - сказал он сиплым голосом.
Рогожкин начал петь и пел в этот раз действительно удачнее
обыкновенного. Он чувствовал, что в эту минуту он обязан употребить
нечеловеческие усилия, чтоб удовлетворить своего господина. Пел он песни все
грустного содержания: про старого мужа-негодяя, который "к устам припадает,
словно смолой поливает", про доброго молодца, приезжающего, с чужой дальней
сторонушки, на могилу своей красной девицы, своей верной полюбовницы.

Расступись ты, мать сыра-земля!
Ты раскройся, гробова доска!
Пробудись ты, душа-девица!
Ты простися с добрым молодцом,
С добрым молодцом, другом милыим,
С твоим верным полюбовником.

- Вина! - закричал Махоркин неестественным голосом, вскочив со стула и
начиная в исступлении бегать по комнате, - вина!
Рогожкин засуетился, вынул из шкапа полуштоф и рюмку и поставил на
стол. Павел Семеныч начал мрачно осушать рюмку за рюмкою.
- Хорошо! - сказал он наконец, проводя рукой по груди.
- Вы бы лучше сняли с себя мокрое-то платье! - осмелился выговорить
Рогожкин.
- Вздор! издохну - тем лучше!
Он остановился перед Рогожкиным, скрестивши на груди руки.
- А знаешь ли ты, что сегодня произошло? - произнес он с
расстановкой, - сегодня, брат, были махоркинские похороны... да! убили они,
брат, меня!
- Помилуйте, Павел Семеныч, на что же-с? даст бог, и еще сто лет
проживете!
- Нет, брат, не жилец я! не утешай ты меня! а ты скажи лучше, лев ли я?
Рогожкин замялся, не зная, что ответить.
- Нет, ты скажи, лев ли я? - допрашивал Махоркин, выпрямляясь,
вытягивая свои члены и сжимая кулаки, - и вот, братец ты мой, этот лев, этот
волк матерый перед ягненком смирился... слова даже не выговорил!
Рогожкин покачал головой, а Павел Семеныч снова выпил водки.
- Да и что бы я мог сказать! - продолжал он, - сказать, что я ее
люблю, - она это знает! сказать, что я ее, мою голубушку, на ручках буду
носить, - она это знает! сказать, что я жизнь за нее пролить готов, - да
ведь она и это знает! - что ж я мог сказать ей?
Махоркин задумался. Он усиливался представить себе, что бы в самом деле
он мог высказатьТисочке, если бы мог, но лучше, красноречивее изложенного
выше, ничего не был в состоянии придумать. Все ему представлялась его
собственная фигура, гладящая Тисочку по головке, носящая на руках и
убаюкивающая это прелестное дитя. Выше этого наслаждения он не понимал.
- Отчего же вы не сказали им всего этого? - робко заметил Рогожкин.
- Отчего не сказал? ну, не сказал - да и все тут! Эх, Петя, налей,
брат! пропал я, Петя! Еще маменька-покойница говаривала: не пей водки,
Павлуша! капля в рот попадет - пропащий будешь человек!.. вот оно так и
выходит!
На другой день Павел Семеныч проснулся очень поздно и с невыразимой