"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жених (Картина провинциальных нравов)" - читать интересную книгу автора

который, как умный, позволял себе несколько времени понежиться в постели. В
шесть часов старики уже были в столовой за чаем, который разливала Людмила
Григорьевна. Григорий Семеныч выходил обыкновенно в халате и покойно
располагался в креслах, а Семен Семеныч, в застегнутом на все пуговицы
сюртуке, садился на стул, даже не упираясь на спинку его. Если время было
летнее и день стоял хороший, то открывалось окно, и утренний воздух
мгновенно освежал старческую атмосферу, наполнявшую комнату. Григорий
Семеныч медленно выпивал две чашки жиденького, но чрезвычайно сладкого чаю и
после того принимался за распоряжения по дому: призывал кухарку и спрашивал
о ценах на припасы, потом призывал кучера и спрашивал его о ценах на овес и
сено. Иногда по этому поводу пускался в сравнения прошедшего с настоящим,
которые всегда оказывались не в пользу настоящего. Затем он брал в руку
кожаную хлопушку и до семи часов безустанно колотил ею направо и налево, что
делал одинаково и летом и зимой, хотя нельзя было не заметить, что летом это
занятие приобретало для него существенный интерес, потому что имело разумную
цель: истребление мух. После восьми часов он запасался "Московскими
ведомостями" и удалялся в спальную, где посвящал два часа мысленной беседе с
отсутствующими, а другие два часа сочинению под названием: "Защита
Сент-Мартена", которое он начал писать еще на сороковом году жизни и к
которому ежедневно прибавлял несколько строк. В течение всего этого времени
Семен Семеныч, все так же застегнутый, прохаживался по парадным комнатам, а
иногда позволял себе развлечься и хлопушкой, но действовал ею осторожно,
чтобы не обеспокоить братца; Людмила же Григорьевна садилась за вышивание
или уходила к сестрице Софье Григорьевне, которая считалась в доме
красавицей и вельможей, потому что была замужем за статским советником.
Таким образом проходило утро.
В двенадцать часов старики садились обедать и, совершивши этот обряд
молча, расходились по своим комнатам для отдохновения, причем дяденька Семен
Семеныч с наслаждением скидал с себя сюртук и облекался в халат. Однако ж к
четырем часам все были снова у чайного стола, причем повторялась прежняя
история с хлопушкой, длившаяся до пяти часов, а после того требовались
купленные в клубе старые и засалившиеся от давнего употребления карты, и
начиналась игра в дураки, в которой принимал участие (впрочем, стоя) и лакей
Спиридон, такой же старик, как и его господа. Но и здесь главенство Григорья
Семеныча высказывалось во всей его силе. Все взоры, все сердца были
устремлены к нему. Семен Семеныч робко заглядывал к нему в карты с
исключительною целью, чтобы братец Григорий Семеныч никак не остался в
дураках; сообразно с полученными этим путем сведениями, располагал он своею
игрою, без нужды принимал, когда замечал, что у братца есть паршивая тройка,
которую необходимо сбыть с рук, ходил с одной, имея на руках пятерню самого
убийственного свойства, и т. д.; но если и за всем тем убеждался, что братцу
грозит неминуемая беда, то прибегал к последнему средству: поспешно бросал
свои карты, в которых нередко скрывались туз и король козырей, смешивал их с
теми, которые уже вышли из колоды, и говорил:
- Нечего и доигрывать: остался я!
Людмила Григорьевна равномерно старалась всеми средствами выгородить из
беды своего отца, но так как женский ум ни в каком случае не может
сравниться с мужским, относительно изобретательности, то ее полезные усилия
на этом поприще ограничивались лишь тем, что она выходила всегда с такой
масти, которую Григорий Семеныч мог перекрыть. Один Спиридон оставался