"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жених (Картина провинциальных нравов)" - читать интересную книгу автора

свою ограничили, - сказал Порфирий Петрович, - не всякому удается так
приятно устроить свои дела...
- Я очень счастлив, - отвечал Вологжанин, - поверьте, что я буду для
вас именно почтительным сыном... тем более что и по службе... мне так
приятно, что я буду иметь возможность пользоваться вашими советами...
- Да; я опытен. Но лучше всего, я вам советую обратиться за
наставлениями к двоюродному моему брату по жене, отставному коллежскому
асессору Зиновию Захарычу Гегемониеву. Он вашу часть знает во всей
подробности.
- Если позволите просить вашего посредничества...
- С удовольствием; мы, кроме родства, старинные приятели с Зиновием
Захарычем... это именно, можно сказать, отличнейший и добродетельнейший
человек!
Однако Иван Павлыч, почувствовав усталость вследствие понесенных утром
трудов, решился откланяться, обещая непременно прибыть к обеду.
- Ну, кажется, это дело устроилось! - сказал он, совершенно счастливый
садясь на дрожки.
Только будучи уже на половине дороги, он внезапно о чем-то вспомнил,
весь побледнел и, вскочив на дрожках, с чрезвычайною силою ударил себя
ладонью по лбу.
- Господи! а приданое! - вскричал он почти неестественным голосом, - да
что ж это такое! главное-то, главное-то и забыл! что ж это такое! этот
канальский Махоркин совсем, наконец, у меня память отшибет!
С своей стороны, Порфирий Петрович, прохаживаясь по гостиной, держал
следующую речь:
- Ну, Софья Григорьевна, благодарение богу, мы с вами, кажется,
прекрасно устроили Тисочку... даже о приданом ничего не спросил! Стало быть,
любит и не интересан... а сверх того, и не пьяница!


X

Папенька Григорий Семеныч, дяденька Семен
Семеныч и сестрица Людмила Григорьевна

Папенька Григорий Семеныч Плегунов жил в маленьком желтеньком домике,
выходившем тремя своими окнами в Фе-доскин переулок, неподалеку от Проезжей
улицы. Жил он вместе с братцем Семеном Семенычем и дочерью, из дворян
девицей Людмилой Григорьевной. Папеньке было восемьдесят лет, дяденьке
семьдесят девять, сестрице Людмиле Григорьевне пятьдесят семь. Существовали
они пенсией, получаемой обоими братьями, и вели жизнь чрезвычайно
своеобразную. Григорий Семеныч, как старший, был в доме главным лицом; но,
сверх старшинства, он имел неоспоримое право на главенство еще потому, что
некогда обучался в духовной академии, а впоследствии своим умом дошел до
мартинизма. Все это давало ему особый вес между семейными, которые ничего не
находили лучшего, как безусловно покоряться всем его распоряжениям.
День в желтеньком доме начинался с пяти часов утра; кухарки, в это
время проходившие на рынок за провизией, были уверены, что увидят через окно
Семена Семеныча, маленького, но еще бодрого и румяного старичка,
прохаживающегося по парадным комнатам в ожидании братца Григорья Семеныча,