"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу автора

племяннице Уле, уродившейся действительно в него, в своего дядю. А Ивашка, -
который не был ни ему, ни Уле родней, - по счастью, оказался тоже их поля
ягодой.
И первое время в вотчине покойного брата все трое зажили на славу.
Ивашка любил песни и выдумывал свои собственные, пел их на свой самодельный
лад. Уля не умела петь, но любила слушать песни. Капитон Иваныч проводил по
два, по три часа, в особенности в сумерки, в саду, в том, что мурлыкал тоже
какую-то странную песенку, которую он называл "шведским романцом".
По переезде в столицу на жительство Воробушкин зажил по-своему.
Капитон Иваныч знал всю Москву, и вся Москва знала Капитона Иваныча. Он
очень любил знакомиться - привычка, оставшаяся еще от морской службы и
путешествий. Он говорил, что всякий новый знакомый непременно расскажет
что-нибудь новое. Действительно, у Капитона Иваныча, при его
любознательности, была особенная способность из всякого выпытать все, что
только возможно.
От самых именитых вельмож и до последнего дворника. Капитон Иваныч знал
каждого в лицо, знал по имени, знал чуть не всю его подноготную. Когда он
шел по Москве, то ежеминутно слышал около себя, направо и налево, привет и
поклон, и всякий обращался к нему особенно любезно и ласково. Не было
человека, которому бы Капитон Иваныч был не по сердцу. Добрая и честная душа
его будто чуялась всяким в маленьких глазах его, в ясном лице, в улыбке, в
голосе.
К довершению всего, Капитон Иваныч особенно любил услужить, одолжить,
схлопотать всякому, елико возможно. Постепенно, незаметно для него самого, у
Воробушкина явился такой громадный запас всяких знаний, что он иногда
действительно удивлял некоторых знакомых. И эти знакомые, что бы у них ни
случилось, всегда обращались к Воробушкину.
Священник не стыдился обратиться к Капитону Иванычу с вопросом,
касающимся до религии, и Воробушкин, зная не только все церковные службы
наизусть, но и прочитавший кой-какие священные книги, мог многое пояснить.
Помещик спрашивал Капитона Иваныча насчет молотьбы или посева в заморских
землях, и хотя Капитон Иваныч из всего заморского видел только один остров
Гохланд,[5] Свеаборг[6] и Стокгольм, однако отвечал кое-что и, ничего почти
не понимая в российском немудреном хозяйстве, толковал об мудреном
заморском.
Всякий прихворнувший из знакомых или заболевший опасно, приняв все
меры, все-таки посылал к Капитону Иванычу спросить совета, и Воробушкин
являлся вдруг в качестве медика и случалось, что вылечивал гораздо лучше,
скорей, чем настоящий знахарь. Кузнец обращался к барину с вопросом о ковке
лошадей. Дворнику Капитон Иваныч объяснял, какая метла или лопата лучше, как
ее следует держать. И, в порыве увлечения и поучений (а Воробушкин все делал
с увлечением), барин не стыдился взять вдруг метелку в руки и начинал для
примера усердно мести улицу первопрестольной столицы. За этим занятием
застал его однажды знакомый сенатор и перестал ему потом кланяться.
В подобных случаях Авдотья Ивановна выходила из себя и говорила, что
муж позорит свое дворянское происхождение. Но Капитон Иваныч каждый раз на
подобное замечание отвечал:
- Не тебе, чухонке, меня дворянскому обхождению учить!
Даже разносчики города Москвы, которых не только десятки, но даже сотни
ежедневно и ежечасно проходили мимо ворот и окон дома Воробушкина, тоже