"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу автора

совсем на мещанский лад, перебиваясь оброком, получаемым из степного имения.
Авдотье Ивановне было обидно до зарезу, что приходилось жить попроще, и
она стала изыскивать всякие средства доставать денег. Еще когда-то в Рязани,
будучи повивальной бабкой, она слыла за женщину, у которой много разных
сереньких дел и сереньких знакомств, помимо родильниц и новорожденных, и
только такой добродушный и чистый душою человек, как Воробушкин, мог
жениться на ней. Конечно, Авдотья Ивановна, теперь, после замужества,
растолстевшая и обленившаяся, в то время была очень тонкая и бойкая женщина.
Она тогда сразу поняла, что за человек дворянин Воробушкин, и в два месяца
сумела его заставить на себе жениться. Теперь, протратившись в Москве,
Авдотье Ивановне приходилось снова помянуть стариной и изыскивать окольные
пути добывания денег.
Воробушкин чуял что-то нехорошее, но был, однако, еще не вполне уверен,
что жена срамит его дворянское звание и имя. Капитон Иваныч был чистейшая и
честнейшая душа, никогда не спускавшаяся вполне и не погружавшаяся без боли
в дрязги житейские. Он вечно и пылко, по-юношески, витал разумом в таких
пределах, которые были совершенно недоступны его супруге.

IV

Еще юношей, восемнадцати лет, Капитон Иваныч был отвезен отцом в
Петербург и отдан в морской корпус. Как и почему попал молодой Капитоша в
моряки, он не знал. Он стал учиться прилежно и скоро был выпущен
унтер-лейтенантом во флот. Сражаться молодому Капитону, конечно, ни разу не
пришлось, и он вышел в отставку тотчас по получении известия об "вольностях
дворянских", дарованных государем Петром III. Но плавания, путешествия, хотя
не далее берегов Швеции, сделали из Воробушкина такого человека, про
которого говорили теперь, что он многое знает, многое видал и очень
занимательный собеседник. Действительно, когда Капитон Иваныч рассказывал
соседям по вотчине о Финляндии, о разных городах, имена которых его
слушатели не могли даже сразу выговорить, не только запомнить, то соседи
слушали, разиня рты, а сам Воробушкин чувствовал невольно свое превосходство
перед многими другими дворянами. Сызмала Капитон Иваныч был из того же сорта
людей, к которому принадлежали теперь его любимцы Уля и Ивашка. Он больше
любил смотреть на небо, на облака и звезды, чем на землю. Он любил гулять по
лесу, но не ради хозяйских забот, а ради собирания грибов. Он любил ходить
по хлеборобным нивам, но тоже только затем, чтобы, нарвав пучок васильков,
принести их домой и поставить в воду. В каком виде уродился его хлеб, он при
этом не замечал и не любопытствовал даже заметить. Зимой, любя цветы, он
заводил горшок с розаном, поливал его аккуратно и любил так же, как Уля,
заведя зяблика или овсянку, ходить за ними, разговаривать с ними. Так же как
Ивашка, любил он бывать в церкви, подтягивать на клиросе дьячку, ставить и
поправлять свечки у образов, подавать кадило, носить образ или хоругвь в
крестном ходу. И странное дело! Морская служба, дежурство на корабле в
тихие, летние ночи, путешествия к чужим берегам, встреча с матросами и
моряками разных стран света, выслушивания рассказов о дальних пределах, об
Америке, Африке, Японии - все это еще более развило в Капитоне Иваныче и
укрепило то неуловимое и неясное ему чувство, которое было теперь так чуждо
его супруге. И немудрено, что, наследовав от брата вотчину, где оказалась
Уля, он полюбил девочку тотчас за те наклонности, которые оказались в родной