"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу авторазахватило его всего до косточек. Знал он его хорошо, оно-то и заставляло его
всегда бросать всякую работу... Оно-то и заставляло его вдруг вместо работы песнь затянуть, лихую или заунывную, душевную, и часто не чужую песнь, не ту, которую все на селе знают и распевают, а свою, самодельную, со своими словами. Бог весть откуда на ум идущими. После этого, бывало, всегда Ивашке вдруг, неведомо почему, сгрустнется; случается даже, что и слеза прошибает... Так, сдуру... И уйдет куда-нибудь он подальше, чтобы свои на селе не увидели да на смех не подняли. Бывало, что, забравшись в душу, это диковинное чувство начнет будто грудь распирать, растет и растет, будто задушить хочет, в мир Божий кругом будто оборотнем обернется, чем-то другим... Так, что иной раз в сумерки светло покажется, зимою в мороз - весной запахнет... II Громкий говор, крики, хохот и чей-то хриплый голос разбудили Ивашку. Он оглянулся. В нескольких шагах от него стояли три мужика и баба, а перед ними, лицом к Ивашке, - худая, тощая, сгорбленная старуха, вся в лохмотьях, с длинной клюкой в руках. Мужики тешились, а она злилась, хрипела и клюкой грозилась на них. Видал старух Ивашка, но этакой, почитай, отродясь не видел. "Как есть ведьма", - подумал он. Прохожие мужики, смеясь, пошли своей дорогой, а старая, увидя Ивашку, Разглядев ее поближе, Ивашка и вовсе поверил, что это ведьма. Старая, беззубая, с провалившимся ртом, с маленьким, сморщенным и коричневым лицом, с мутными кровавыми глазами; седые лохмы выбились из-под платка; тощая, черная шея с руку толщиной, костлявые, длинные, как крючья, руки. Она приковыляла, злобно взглядывая на Ивашку, будто он чем-то обидел ее, и хрипнула, тыча клюкой вперед. - На Москву сюда? - На Москву, - вестимо, вот прямо по дороге. - А ты не обмани, а то я тебе палкой... - прохрипела она. - Чего обманывать, бабушка. Вот она, Москва-то. - Где она? не ври! энти тоже врали: вон она... Где она? Пустая дорога... а бают: вон она! - Да тебе Москву надо? - Вестимо. Треклятую, будь ей пусто... провались она... Господь ее разрази! Растреклятая! ни дна б ей, ни покрышки... Провалиться ей в преисподнюю, - злобно, почти задыхаясь, проговорила старуха. - Что ты, бабушка, что так! Вишь, гляди, какая она! что храмов Божиих! вишь, какое от них сияние. - Проклятая она! Проклятое место... - продолжала выхрипывать старая, и, подняв клюку, она яростно грозилась в воздухе. "Ишь какая сердитая! - подумал про себя Ивашка. - Обожди, я тебя подвезу. Вот покормится лошадка, и поедем". Старуха помолчала, поглядела Ивашке в лицо своими красными глазами, проворчала что-то сердито и, не сказав спасибо, села на край саней. |
|
|