"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу автора

- Нет, не скажу. Вы ей скажете и все дело испортите.
- Не скажу, что ты! ну, ну... Ей-Богу, не скажу.
- Ладно, не в первый раз. Хоть разбежитесь, - не скажу. Когда будет
время, сама приду и все вам выложу, а теперь ни за что не скажу. Вы только
испортите. Как она придет, так ей и бухнете. Еще хуже и выйдет.
В коридоре в ту же минуту раздался голос барыни, и все трое, как по
данному знаку, разошлись в разные углы комнаты и одинаково робко поглядывали
на дверь.
- Легка на помине... как черту и подобает быть! - пробурчал Воробушкин.
Авдотья Ивановна вошла, запыхавшись и от ходьбы, и от своей большущей,
тяжелой шубы, и от платка, который был намотан вокруг ее головы и шеи.
Разоблачившись при помощи Ули, она оглядела всех трех и проговорила:
- Небось сидели все кучкой в уголке да шептались, а чуть меня
заслышали - рассыпались по горнице.
- Ну, да как же, - отозвался Капитон Иваныч, - вишь ведь, какой
комендант, подумаешь!
- Для такой мокрой курицы, как ты, я не токмо что комендант, а весь
фельдмаршал Салтыков.[8]
И с этих слов снова начался тот же шум, к которому так привыкли и люди
Воробушкиных, и Уля, и даже соседи по Ленивке.
Покуда муж с женой перекидывались, придумывая, на сколько хватит
разума, ехидные слова, Уля незаметно выскользнула из комнаты к себе в
мезонин. Ивашка, послушав, поглядев исподлобья в лицо обоих супругов, тоже
вышел вон и отправился на двор, вспомнив о том, что его лошаденка стояла, не
кормясь, уже добрых часа три.
Сойдя с заднего крыльца, он, однако, не нашел на дворе ни саней, ни
лошади.
"Ишь, добрый какой человек! - подумал он, - распорядился уже и убрал
коня; поди, и овсеца засыпал".
Он заглянул в конюшню, в сарай, сбегал на задний двор, взглянул за
ворота; но ни лошади, ни саней не было нигде. Уже в испуге бросился он на
кухню спросить двух женщин.
- Конь?.. Конь?.. Санки?.. Санки мои?! - воскликнул он, вбегая в кухню.
- Эвося хватился, - выговорила одна из двух женщин, Маланья. - Твой
конь давно у Климовны.
- Какой Климовны?
- А то, поди, и она уж небось давно продала да на эти деньги корову
какую купила.
Ивашка стоял пораженный, почти не понимая ни слова. Женщина объяснила
ему, однако, что покуда он болтал с Улей, барыня вместе с Климовной вышли из
дома, потолковали, а там уселись в его санки и съехали со двора. А домой
барыня вернулась уже пешком.
- Ну, ну! - воскликнул Ивашка, широко разевая рот от изумления и
перепуга.
- Ну, она, стало, и отдала и коня, и санки Климовне на продажу.
- Кто?
- Да барыня же. Вот оголтелый-то!..
Ивашка даже выронил из рук свою шапку. Увидя его пораженную фигуру,
изумление и отчаяние, обе женщины стали уговаривать и успокаивать парня и
даже утешать.