"Евгений Андреевич Салиас. Ширь и мах (Миллион) " - читать интересную книгу автора

вопрос:
- Кто же из них виноват? Оба или один - и который... Вернее всего оба!
Приключенье это его сердило и волновали более обыкновенного. Случай
простой и даже смешной. Надо бы смеяться - и ему первому... Но все так
повернулось, что он, богатый врагами и завистниками, как никто, станет
посмешищем столицы. Дураком нарядят.
И все переиначут, раздуют, разукрасят и разнесут по городу - невесть
какую фантасмагорию. Никакая Шехеразада не смогла бы измыслить того, что
сочинят теперь его враги и расскажут. А Зубову на руку. Да шутка ли! Старый,
в шестьдесят лет, представил у себя во дворце русской царице... Кого же?..
Проходимца! Самозванца! Может быть, даже беглого!.. Царице русской!.. Он!
- Убью! Ей-Богу! - вздыхает князь, в волнении двигаясь по кабинету.
Раз десять собирался он позвать лакея и потребовать к себе Брускова,
который был уже им вытребован с квартиры и ждал. Но каждый раз князь отлагал
вызов, решая обождать.
- Пусть спадет...
Князь знал по опыту, что гнев его опасен... для его же репутации. А
когда первый порыв пройдет, "спадет" - он может владеть собой.
Он сел и стал читать толстую книгу в переплете, на которой были
вытиснены крупные золотые буквы: "Фукидид".{41} Прошло около часу. Князь
кликнул лакея.
- Поаови Брускова.
Через четверть часа раздались шаги в зале, отворились двери и на пороге
показался Брусков... Глаза его сверкали и тотчас впились в князя.
Но глаза князя тоже упорно и зловеще впились в лицо Брускова.
Офицер побледнел.
- Как зовут твоего музыканта? - выговорил князь глухо.
Брусков хотел отвечать, но не мог. Наступило молчанье. Слышно было, как
Брусков дышит.
- Ну, слышал? Как его зовут...
- Маркиз Морельен... де ла...
- Ах ты... мерзавец! - вдруг крикнул князь и, поднявшись, с книгой в
руке, двинулся к офицеру.
- Простите... - пролепетал Брусков, дрожа и зеленея.
- Его имя! Ну...
- Шмитгоф... - шепнул офицер через силу.
- Шмитгоф! - шепнул и князь. - Славно!..
И, не сдержав порыва, он взмахнул толстой книгой. Книга плашмя
ударилась об голову Брускова, выскочила из руки и запрыгала по ковру, шумя
листьями.
Брусков, сшибленный с ног машистым ударом, ударился головой об дверцу
шкапчика. Забренчал фарфор, и несколько севрских фигурок{42} полетело на
пол, разбиваясь вдребезги.
- Простите... Не губите... Виноват... Хотел лучше... Простите! -
зарыдал Брусков.
И на коленях подполз к князю, хватаясь за его ноги. Наконец князь
отошел, опустился на диван и, полулежа, крикнул глухо, сдавленным голосом:
- Рассказывай все!..
Брусков стоял по-прежнему на коленях и начал свое признанье... Он
доехал до Рейна и изъездил вдоль и поперек Виртембергское, Баденское и