"Евгений Андреевич Салиас. Ширь и мах (Миллион) " - читать интересную книгу автора

лады.
Гости разъехались, обещаясь Брускову не оглашать казуса, а себе
обещаясь наутро разнести по городу повествование об изгрызенном сапоге
маркиза.
- Зачем вы сняли сапог? - сказал Брусков, провожая гостя. - Если вы это
сделаете где-нибудь, вас пускать к себе не будут.
- Отчего? - изумился маркиз. - Никто бы и не заметил ничего, если бы не
скверная собака.
- Да зачем вы сняли? - загорячился Брусков.
- У меня мозоли. А сапоги новые. Странные вы люди, mein Gott![23] -
вдруг обиделся маркиз.

IX

Наконец князь однажды утром потребовал к себе маркиза Морельена.
Музыкант смутился, съежился и, бросившись одеваться в свой самый лучший
кафтан и камзол, торопился, рвал пуговицы и парик надел набок.
Маркиз, эмигрант и придворный короля Людовика XVI, был настолько сильно
взволнован, что достал из шкатулки флакон с каким-то спиртуозным и крепким
снадобьем и стал нюхать, чтобы освежить голову и привести свои мысли в
порядок.
Дело в том, что маркиз Морельен, уже освоившийся со всем и со всеми во
дворце, начинал уже давно смущаться при мысли предстать пред могущественным
Потемкиным.
Разные важные сановники, приезжавшие к князю и которых он видел из окон
своих комнат, выходящих на подъезд, как бы говорили ему:
- Мы важные люди, а он еще важнее и выше нас. И если эти так надменны и
строги, горды и неприступны, то каков же он... к которому они приезжают
скромными просителями. Что же он?.. Гигант! Колосс! Земной бог!
И душа маркиза ушла в пятки. Он оделся совсем; поправил на себе парик,
переменил сапоги на чулки и башмаки для большего парада... и не шел...
Боялся присылки второго гонца от князя, его недоумения и гнева... и все-таки
не шел.
Он ждал прибытия Брускова, за которым погнал своего скорохода.
Брусков влетел наконец верхом во двор и почти прибежал в горницы
маркиза.
- Позвал? Зовет?.. Ну?.. Когда?.. - закидал он вопросами привезенного
им аристократа-виртуоза.
Волнение Брускова было не менее смущения маркиза.
- Ну что ж, Бог милостив? - воскликнул он. - Помните только одно.
Поменьше храбрости. Потише. Посмирнее...
Маркиз грустно развел руками, как бы говоря, что смирнее того, как он
себя теперь ощущает, - быть никак нельзя. Брусков, внимательно оглядев его,
подумал то же.
- Да... Ошибло его... Присмирел. Где тут храбрость! Ноги трясутся.
Отлично!
И офицер вздохнул свободнее.
- Слава Богу! - подумал он. - В этом виде мой маркиз ничего. Боюсь
только, как обласкает его через меру князь, - ну и зазнается и испортит
все... Ну, Господи сохрани и помилуй! Пойдемте.