"Евгений Андреевич Салиас. Филозоф " - читать интересную книгу автора

- Кто ж его знает, матушка! А главная сила, что солнышко проглядывает в
диванную! В этом я провинился. А что ж я поделаю! Ведь десять лет, матушка!
Человек старится! Так как же патрету не портиться? Заступитесь!
- Трудно, Финоген, сам знаешь. Сказать - скажу, так и быть. Братец меня
выбранит, да это не беда! Но толку не будет. Отличися чем - простит. Ты
знаешь его повадку. Отличись.
- Трудно, матушка! Как же я отличусь? Я бы вот хоть с крыши рад
спрыгнуть во дворе. На все нужен тоже случай. А как тут теперь отличишься?
Егузинекая вспомнила, что в разговорах задержалась не в меру в
прихожей, и быстрыми шагами двинулась к кабинету князя.
Между тем сын с женой, а затем дочь, по очереди явившиеся в кабинет,
подошли к отцу, поцеловались с ним, поцеловали руку и уселись на больших
креслах. Князь сделал несколько кратких вопросов о здоровье, о том, когда
именно ждут в город царицу, затем заметил, что если не рад видеть поганую
Москву, то рад поглядеть на бутырский дом.
- Все-таки молодые годы здесь я прожил! Войдешь сюда, на сердце будто
тише станет.
- Вам бы, батюшка, завсегда и жить бы здесь, чем на Калужке, - заметил
сын.
- Пустое болтаешь! - сурово отозвался князь. - Ты все по-старому!
Двигаешь языком, не соображая, о чем он у тебя на ветер выщелкивает.
Князь хотел обратиться с вопросом к дочери, но в эту минуту вошла
Егузинская.
Князь, встречавший сына, невестку и дочь сидя в кресле, медленно, якобы
с трудом, поднялся при виде сестры и сделал два шага вперед. Егузинская
поспешила подойти. Они расцеловались трижды.
Князь снова сел. Егузинская собиралась опуститься на ближайшее
небольшое кресло, но князь тотчас обернулся к сыну и выговорил:
- Егорушка! Она, я чай, тебе тетка. Можешь побеспокоиться!
Молодой князь вскочил с места, озираясь и не зная, что, собственно,
приказывает отец.
- Подай вон большое-то кресло.
Егор и жена его, а за ними и княжна бросились к огромному креслу,
стоявшему поодаль, и потащили его.
Пронзительно завизжали несмазанные колеса кресла, десять лет стоявшего
спокойно на своем месте. Князь поморщился. Когда все уселись, он обратился
шутливо ко вдове-сестре:
- Ну, Пелагея Сиротинишна! Ваше превосходительство! Что поделываешь в
первопрестольной Москве? Живется-то вам тут, поди, содомно и соромно. Замуж
не собираешься вторично? Женихов не ловишь?
- Собралась бы, - отвечала Егузинская тем же тоном, видя, что князь
хочет шутить, - собралась бы, братец, за какого, за молодого, так лет
двадцати.
- Вот как! Так что ж?
- Да не берут молодые-то, а старого сама не хочу! - отшучивалась вдова.
- А ты лови... Соли иному франту на хвост посыпь. К колдунье поди,
приворота попроси.
- Был у меня, братец, один жених недавно, да годами своими не
подошел, - рассмеялась Егузинская. - Под девяносто ему. Поп венчать не
захотел.