"Саки (Г.Х.Монро). Игрушки мира" - читать интересную книгу автора

Оливия соскользнула с крыши и с мягким, тяжелым всплеском упала в
болото навоза и разлагающейся соломы. Октавиан тотчас же попытался
взобраться по стене свинарника, чтобы спасти ее, но сразу оказался в болоте,
охватившем его ноги. Оливия, сначала удивленная внезапным падением,
некоторое время оставалась вполне довольна близким контактом с липким
элементом, который ее окружал. Но когда Оливия начала погружаться в свое
слизистое ложе, в ней пробудилось чувство, что она не особенно счастлива, и
она залилась плачем, отличающим в таких случаях обыкновенного милого
ребенка. Октавиан сопротивлялся болоту, которое, казалось, освоило в
совершенстве умение открывать путь во всех направлениях, не уступая при этом
ни дюйма. Он видел, как его дочь медленно исчезает в сырой массе, как ее
перепачканное лицо искажается страхом, слезами и удивлением; а в это время
трое детей, устроившись на своей смотровой площадке, крыше свинарника,
взирали вниз с холодной, безжалостной уверенностью трех парок, управляющихся
с нитями.
- Я не успею дотянуться до нее, - задыхаясь, произнес Октавиан. - Она
утонет в навозе. Разве вы ей не поможете?
- Никто не помог нашему коту, - последовало неизбежное напоминание.
- Я сделаю все что угодно, чтобы доказать вам, как об этом жалею, -
крикнул Октавиан, совершив еще один отчаянный прыжок, который приблизил его
к цели на пару дюймов.
- Вы будете стоять в белой простыне у могилы?
- Да! - выкрикнул Октавиан.
- И держать свечу?
- И говорить: я жестокий зверь?
Октавиан согласился и на эти предложения.
- И долго, долго?
- Полчаса, - сказал Октавиан. Когда он назвал срок, в голосе таилось
смятение; разве не было немецкого короля, который каялся несколько дней и
ночей в Святки, облаченный только в рубаху? К счастью, дети не были знакомы
с немецкой историей, и полчаса им казались солидным и значительным сроком.
- Хорошо, - прозвучало с тройной торжественностью с крыши, и мгновением
позже к Октавиану была аккуратно продвинута короткая лестница; он, не теряя
времени, прислонил ее к низкой крыше свинарника. Осторожно поднявшись по ее
ступенькам, он сумел наклониться над болотом, отделявшим его от медленно
тонувшей дочери, и вытянуть ее, как пробку, из влажных объятий. Несколькими
минутами позже он уже выслушивал непрекращающиеся пронзительные заверения
няни, что ее представления о грязи были до сих пор совершенно иными.
Тем же самым вечером, когда сумерки сменились темнотой, Октавиан занял
пост кающегося грешника под одиноким дубом; предварительно он разделся.
Облаченный в длинную рубаху, которая в данном случае полностью
соответствовала своему наименованию, он держал в одной руке зажженную свечу,
а в другой часы, в которые, казалось, вселилась душа какого-то мертвеца.
Коробок со спичками лежал у его ног, и туда приходилось тянуться довольно
часто, когда свеча уступала дуновению ночного ветра и гасла. Дом
вырисовывался поодаль мрачным силуэтом, но пока Октавиан добросовестно
повторял формулу своего покаяния, он был уверен, что три пары торжествующих
глаз наблюдают за его полночной вахтой.
И на следующее утро его глазам предстало радостное зрелище: у подножия
пустой стены лежал лист промокательной бумаги, на котором было написано: "Не