"Ихара Сайкаку. Пять женщин, предавшихся любви " - читать интересную книгу автора

Исполняли и ямакудоки, и мацудзукуси [36] - вот и я послушала с
удовольствием, а потом пробралась через толпу мужчин вперед и стала
смотреть, закрывшись веером. Но людей и в темноте не проведешь - им в
старухе мало толку. Уж я надела на белое платье черный пояс и повязала его
по-модному, ну хоть бы на смех кто-нибудь увязался! Не зря говорят: женщина
в цене - пока молода!
Вспомнила я былое и вот иду домой пригорю-нясь. Совсем уж была близко
от ваших ворот, как вдруг догнал меня какой-то мужчина-красавец лет двадцати
пяти и стал говорить: "Одолела меня любовь, и теперь мне приходит от нее
конец. Еще день-другой осталось мне жить на этом свете - вот как бессердечна
горничная О-Сэн! Но мое чувство крепко во мне сидит. Не пройдет и неделя
после моей смерти, как я всех в этом доме no-убиваю!"
Так он говорит, а у самого нос вытянут, от лица так и пышет, в глазах
огонь. Ни дать ни взять тот... что идет самым первым во время очищения в
Сумиёси! [37] Жуть меня взяла - ни жива ни мертва стала я... да так без
памяти и прибежала к вам.
Когда она замолкла, всем стало страшно, а старая хозяйка со слезами
сказала:
- Такая тайная любовь - не редкость на белом свете. А Сэн [38] все
равно пора замуж. Если этот человек может прокормить жену да честен: в
азартные игры не играет, за вдовами не бегает - пусть берет ее, ему не
лучше, чем ей: ведь и он не ведает, что она за человек.
И после нее никто больше слова не промолвил.
Поистине, для таких проделок надо быть мастерицей в любовных делах!
Уже поздно ночью под руки проводили бабку в ее лачужку. Пока она
прикидывала, что бы еще предпринять, в окошко на восточной стороне проник
утренний свет, от соседей донеслось постукивание огнива о кремень, заплакал
младенец. Бабка, обозлясь, прогнала москитов, забравшихся сквозь дырки в
пологе и всю ночь кусавших ее, и той же рукой, которой ловила блоху у себя в
юбках, достала с алтаря медяки - купить молодых овощей.
Такова суета житейская... но почему-то и среди такой суеты люди
наслаждаются супружеской близостью, и спальные циновки, что с вечера лежали
изголовьем на юг, оказываются в беспорядке, несмотря на то что минувшая ночь
проходила под знаком Крысы! [39]
Наконец заблестели лучи утреннего солнца. Чуть заметно повеял осенний
ветерок. Бабка повязала себе лоб, словно от головной боли, и даже сходила за
советом к лекарю. Однако тратиться на лекарство она вовсе не собиралась,
поэтому сама наложила в банку целебных трав. И, как раз когда закипал первый
отвар, в комнату через черный ход вошла О-Сэн.
- Как здоровье? - приветливо спросила она и, достав из левого рукава
обернутый листьями лотоса кусок маринованной дыни, приготовленной так, как
это делают в Наре, положила его на вязанку топлива. - Принесу еще и сои, -
молвила она и хотела уже удалиться, но бабка, остановив ее, сказала:
- Я тут из-за тебя нежданно-негаданно чуть жизни но лишилась. Своей
дочки у меня нет, так вот, когда умру, ты уж отслужи по мне панихиду.
Она достала со дна корзины, плетенной из китайской конопли, пару
лиловых замшевых таби [40] с красными шнурками и заплатанный мешочек для
четок. В мешочке лежало разводное письмо - еще тех времен, когда муж
разводился с ней. Письмо бабка выбросила, а мешочек и таби подала О-Сэн со
словами: "Возьми на память!"