"Ихара Сайкаку. Пять женщин, предавшихся любви " - читать интересную книгу автора

сто раз уже слал ей весточку, а ответа нет!
При этом он чуть не плакал.
Бабка кивнула.
- Хранительница колодца тебе ни к чему. Наведу переправу через Хоригаву
[33] и добуду тебе твою милую. Вот и рассею твои думки.
И так она это легко сказала, что бондарь даже растерялся.
- В наше время деньги правят людьми! - сказал он. - Но если тебе нужны
деньги - при всем желании ничего не могу сделать. Будь они у меня, разве я
поскупился бы? Вот, пожалуй, подарить тебе бумажное платье к Новому году, -
узор, как водится, по твоему желанию. К празднику Бон - кусок беленого
холста из Нары, так, среднего сорта... я все выложил начистоту и прошу тебя
уладить дело.
- У тебя, видно, страсть впереди идет и любовь за собой ведет. Мой
интерес - не в деньгах, - сказала старуха. - Как внушить ей любовь - вот в
чем штука! За мою долгую жизнь я оказала услуги не одной тысяче людей, и
такого случая не было, чтобы я оплошала. Еще до праздника хризантем [34]
сведу тебя с ней.
Тут бондарь еще больше загорелся, словно костер, в который топлива
подбросили.
- Бабуся! Уж дрова-то, чтобы варить чай, всю вашу жизнь будете получать
от нас!
Ну не смешно ли? Чуть дело коснется любви - горы наобещают. И это в
нашем бренном мире, где человек сегодня жив, а завтра - нет его!

Когда сгущается ночь, являются чудеса. Сначала сломанный обруч - затем танцы

Есть в Тэмме семь чудес. Это касаби - огоньки, что появляются перед
храмом Дайкёдзи; безрукий младенец из Симмэй; отпетая грешница из
Со-нэдзаки; веревка для висельников из Одиннадцатого квартала; плачущий
бонза из Кавасаки; смеющаяся кошка с улицы Икэдамати; обуглившийся ствол
дерева с соловьиным гнездом. И все это - проделки старых лис и барсуков.
Но самое страшное, что есть на свете, - это человек, ставший оборотнем
и отнимающий у людей жизнь. Да, черна душа человеческая!
Это было в июле, двадцать восьмого дня. Настала глубокая ночь. Уже
погасли фонари под карнизами; уже и плясуны, что кричали до хрипоты и
плясали напропалую, прощаясь с праздником [35], разошлись по домам. Сон
одолел даже собак на перекрестках. И в этот-то час та самая озорная бабка, к
которой обратился со своей просьбой бондарь, высмотрела, что в главном
флигеле дома, где служила О-Сэн, ворота еще приоткрыты. Она ввалилась в дом,
с грохотом задвинула за собой двери да так и растянулась на кухне.
- Сюда! На помощь! Страх-то какой! Воды дайте!
Голос ее прерывался, казалось, вот-вот она испустит дух. Однако, видя,
что она еще подавала признаки жизни, стали ее окликать, попытались привести
в чувство, и она сразу очнулась.
Все, начиная с жены хозяина и госпожи - старой хозяйки, принялись
расспрашивать: что с нею случилось и что так ее напугало? И вот что она
рассказала.
- Не пристало мне, старой, разгуливать по ночам, но нынче с вечера не
спалось мне, встала я и пошла посмотреть на танцы. Возле дома господина
Набэсимы запевали песни, как это делают Донэн и Дзимбэ - те, что в Киото.