"Игорь Сахновский. Человек, который знал все" - читать интересную книгу автора

скульптурные портреты богини Дианы и архангела Гавриила работы неизвестного
мастера. Шимкевич визжал так, что в соседнем доме завыл от страха
стаффордширский терьер.
За пять минут до этого Коля позвонил Холодянину и попросил аудиенции у
Стилкина. Помощник ответил сквозь зубы, что губернатор занят. И еще
очень-очень долго будет занят. Побелев от бешенства, Коля перезвонил, но
женский голос любезно известил, что теперь занят Холодянин. Тогда Шимкевич
вызвал Холодянина по мобильному и спросил почти напрямую, получил ли тот
валюту. Он назвал ее "зеленью". Нет, помощник и слыхом не слыхивал ни о
какой зелени. Просьба на будущее - не беспокоить.
Богиня Диана первой приняла на себя Колин удар.
Вечерние городские "Ведомости" опубликовали фотографию Виталика Сурина,
в ностальгической позе припавшего к рулю. Сообщение кончалось такими
словами: "Пока власть заботится только о власти, рядовые граждане продолжают
гибнуть". Массажистка Антонида, прочитав траурную новость и немного потужив,
подумала, что Виталику сейчас было бы приятно. Он ей признавался,
расслабившись, что мечтает быть напечатанным в газете.
Уже после истерики до Шимкевича наконец дошло: Сурин деньги не отвез.
Но и рядом с трупом их не обнаружили. Коля самолично побеспокоил
дружественные следственные органы вопросом: "Что было в машине?" Ему
добросовестно перечислили: банные шлепанцы, пятьсот долларов,
порнографический журнал, средство от насморка. И вот тут настал смертный час
для начинающего уборщика Жени. Его вывезли в наручниках, по уши заклеенного
скотчем за Широкореченское кладбище, где подвергли собеседованию в тяжелой
форме. Коля пожелал руководить процессом и задавать наводящие вопросы. Женя
плакал, как маленькая девочка, отрекаясь абсолютно от всего, а затем
абсолютно со всем соглашаясь. В конце процедуры Шимкевич почти поверил, что
Женя сумку не брал (Сурин мог ее просто спрятать), но к тому часу
подозреваемый уже не имел ни одного целого сустава и не походил на живое
существо. Поэтому проще было его закопать.
...Холодянин предполагал, и не без оснований, что его разговоры
прослушиваются. Обтекаемый и невидимый, как субмарина, он умел
информировать, ничего не сообщая, но в данном случае вполне отчетливо
заявил, что обещанные деньги от Коли не поступили и продолжение контактов
нежелательно. Шимкевич, со своим стойким депутатским иммунитетом, в этом
смысле был менее щепетилен. Если в телефонных разговорах он еще хоть как-то
держал себя за язык, то на даче и дома спускал свое красноречие с цепи,
давая стефановскому ведомству калорийную пищу для размышлений.
Шимкевич дошел до белого каления. Он вопил нечеловеческим голосом:
"Кто?! Кто выкормил-вырастил этого урода с нуля?! Кто заплатил за все
его сраные выборы?! Подумаешь, один раз деньги не дошли! Так позвони - есть
телефон или нету? Попроси: Коля, браток, тут такая херня. Денежку бы...
Урод!" - Он снова срывался в крик, чувствуя в себе готовность к ядерной
войне против Стилкина... Коля Шимкевич не прощал и меньших обид.
По пути домой Безукладникова опять случайно занесло в магазин
видеотехники. Голенастая фотомодель, вынужденно занятая в роли продавщицы,
узнала его и посмотрела с откровенным раздражением. В ее вялотекущей жизни,
сопряженной с риском не сегодня-завтра достичь ослепительного гламурного
успеха, на каждом шагу встречались такие вот неказистые типы. Само их
существование, вроде бы нужное для контраста, содержало неприятный намек на