"Екатерина Садур. Зеленая бездна" - читать интересную книгу автора

мою жену с каким-то парнем. Они стояли на площадке в подъезде. "Забери меня
отсюда, - умоляла жена. - Я сделаю все, что ты захочешь". Я не увидел в
темноте, кого она обнимает. У меня был с собой пистолет, и я сразу же
выстрелил в человека, которому так отчаянно предлагалась моя жена. Я вы-
стрелил в него, но промахнулся, пуля только поцарапала ему щеку. Это
был не любовник. Это был брат... Нельзя вкладывать душу никуда. Это к
смерти.
- А я и не хочу жизни.
- Оставь, - махнул он рукой. - Это тебе кажется по молодости. От
переизбытка сил. Если бы ты действительно хотела умереть, ты бы об этом
молчала. Посмотри на меня: мне тридцать семь лет, еду ночью, трясусь на
полке. Мужик в постели один и почему-то еще жив... Оставь свои мысли, если
можешь.
Но я сказала:
- Не могу.

Мой муж снимал комнату в Массандре с маленьким деревянным балконом.
Прямо перед домом росла старая черешня, ее ветки упирались в наше окно,
роняли на балкон ягоды и высохшие листья. С балкона было видно море, оно
сияло до рези в глазах, оно тянулось повсюду, куда ни глянь, а потом ласково
и незаметно сливалось с небом.
Нам казалось, что мы очень рано встаем, из комнаты мы спускались в сад,
но в саду, в беседке, уже завтракали хозяева дома, проснувшиеся еще раньше.
Домом заправляла старуха грузинка. От старости она мешала русские и
грузинские слова, но, даже когда она говорила только по-русски, мне подолгу
приходилось вслушиваться в ее торопливые сухие интонации, настраивать слух к
дребезжащему ритму ее речи, чтобы понять наконец, о чем она говорит.
- Мы очень давно в Ялте, - объяснила старуха и в подтверждение
приложила руку к груди, а потом рывком протянула мне ладонь. - Еще отец
моего отца, мой дед Ладо, купил этот дом за большие деньги, и с тех пор мы
живем в Ялте безвыездно.
Несмотря на жару, старуха ходила во всем черном, до глаз закутанная в
черную кружевную шаль. Когда в Ялте особенно припекает, местные бабки
набрасывают легкие ситцевые халаты и идут по Набережной своим привычным
путем мимо "Ореанды" и "Магнолии" к воротам городского рынка. И наша старуха
в особенно сильную жару набрасывала цветастый халат поверх своего глухого
платья. У нее была дочь Нино, сорока с лишним лет, грузинка только
наполовину. Нино была толстая и страдала на солнцепеке. Она ходила по саду в
белой ночной рубахе и длинных звенящих серьгах. Иногда старуха сердилась за
то, что в Нино половина прохладной русской крови.
- Нино, - кричала она через сад, - скажи хоть что-нибудь
по-грузински.
- Аи┤-и┤а, - послушно говорила Нино, лежа в шезлонге. - Так
по-грузински будет фиалка.
- Это из букваря, - ругалась старуха. - С самой первой страницы.
Неужели ты больше ничего не помнишь?
- Больше ничего...
Нино все еще была красивой, и мне казалось, что мы застали самые
последние дни, наверное даже, мгновения ее красоты. У Нино были медленные
ленивые движения. Она вразвалку ходила по саду, но в ее походке и во всей ее