"Герман Садулаев. Одна ласточка еще не делает весны " - читать интересную книгу автора

Во время войны, когда начались регулярные налеты российской авиации на
село, жители старались прятаться в бомбоубежищах. Но не все. Мой отец не
ходил в бомбоубежища. Он просто оставался дома, полагаясь на свою судьбу.
И в один день это случилось. Папа стоял во дворе, рядом бегал Пуштун,
огромный пес светло-рыжего окраса. Бомба залетела прямо в наш двор.
Когда самолеты еще только появились в небе, Пуштун стал беспокоиться,
он прижимался к моему отцу и скулил. Раздался грохот, и пес в мгновение
прыгнул на хозяина, сбил с ног. Накрыл его своим телом. Потом, когда папа
поднял его на руки, он был весь в крови, израненный поражающим материалом
фугаса. В нем были десятки этих металлических шариков. Предназначавшихся
моему отцу. В тело папы попал только один, в плечо.
Теперь всегда будет так. Теперь всегда будет так? О чем бы я ни
вспоминал, нити памяти приводят меня к войне...
Много лет назад, на крыше гаража, молясь восходящему солнцу, я выпросил
у него не только жизнь своего щенка; еще не зная того, я просил светило о
своем отце, которого пес спасет от смерти.


56

И можно еще писать. Но где-то нужно поставить точку. Все заканчивается.
Эту повесть тоже надо закончить, и чем раньше - тем лучше.
Где-то внутри, я, наверное, скрывая это от всех и от самого себя, верю,
еще верю в то, что я должен написать об этом повесть и поставить точку. И
тогда все закончится. Сны, память, война. Все мои страхи. Ведь это мои
страхи, а я закрою глаза, я поставлю точку, и паука больше не будет, и все
кончится.
Но пока магия моих слов была бессильна. Я уже писал, но видите, я пишу
снова. Может, получится на этот раз? Я не могу запретить себе надежду.


57

А потом я провожал отца на вокзале. Через год после смерти мамы папа
вернулся в Шали. Он приезжал ко мне в Петербург, мы провели вместе две
недели, мы любили друг друга, как в первый раз. Была зима, но наши чувства
были свежими, весенними, такого не говорят о сыновней любви, но почему? Она
сильнее и чище любви к женщине. И она бывает, бывает снова как в первый раз.
Мы разговаривали часами, вместе готовили еду, гуляли. Мы не могли надышаться
друг другом. Мы были счастливы вдвоем, он и я - одно целое. И еще, десятки,
сотни наших предков, до светловолосого Эра и дальше, все были в нас и
разговаривали друг с другом. И это не казалось нам сумасшествием.
А потом я провожал отца на вокзале. Я обнял отца, прижался теплым лицом
к его небритой щеке. Дома я не смог бы так сделать. Но мы в России. Никто не
видит. Было еще несколько минут до отправления поезда, и отец говорил.
- Да, черешни мы срубили, но так даже лучше. Все равно соседские
мальчишки лазили, ветки обламывали, приходилось ругаться. Теперь в саду
просторнее. Другие деревья разрослись. Каждый год хороший урожай. И его
никто не ест, никакие вредители. Много птиц, очень много птиц. Когда стали
бомбить и обстреливать леса, лесные птицы прилетели в село, они жмутся к