"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автора

Я смотрю на фотографию в паспорте, узнаю соседку по палате, но понять
еще ничего не могу. Люба Семенова - худенькая, светловолосая, а я была
полная. Правда, теперь исхудала, и острижена наголо, на мальчишку похожа.
Владислава Юрьевна ласково так пояснила:
- Не бойся, фотографию позже заменим... Да сейчас тебя и родной муж не
узнает. Остальное в порядке. Можешь и в город и за город... Если хочешь
доброму делу помочь.
Я вышла в коридор, села на подоконник и гляжу на паспорт. На чужой
паспорт. Умерла Люба Семенова, и я как бы заступаю на ее место. На место
живой. За этот год мы так привыкли к смерти без слез и причитаний, к мукам
несчастных людей, что нередко смерть вызывала не горе, а вздох облегчения.
Не зря пани докторша иногда вспоминала библейскую фразу:
"О смерть! Отраден твой приговор для человека, нуждающегося и
изнемогающего в силах".
Мы изнемогали. Теряли желание жить и тем самым как бы теряли право на
жизнь. Так казалось в глухие часы одиночества, когда я постепенно
расставалась со своей задержавшейся молодостью... Дело не в прожитых годах.
Их можно прожить по-разному. Возраст человека - не годы. Я так думаю, это
груз всей его прошлой жизни, пережитых опасностей, болезней, преодоленного
горя и отчаяния. Зрелость вырастает на его опыте... Поняла я это сейчас,
пройдя и через отчаяние и опасности. А тогда...
Я просто почувствовала - ко мне вернулось желание жить. Я стала
взрослой и, несмотря на тяжкое истощение, сильной...
Не зря же Владислава Юрьевна дала мне этот паспорт. Значит, я кому-то
нужна...
Я спрятала на груди свой новый паспорт, с гордостью оглянулась и
увидела хромого человека. Он шел, постукивая палкой по дощатому полу, шаркая
ногой. Его появление было так неожиданно, внезапно, как видение. Я вскочила,
собираясь бежать.
Хромой загородил палкой дорогу:
- Постойте... Вы были у доктора Соколовской?
- Да. - Я инстинктивно прижала руки к груди, нащупала паспорт.
Он улыбнулся:
- Ну, здравствуйте, товарищ Семенова... - сказал, будто встретил давно
знакомую и только сейчас вспомнил имя-отчество. - Если не ошибаюсь, Любовь
Николаевна?
Да, Любовь Николаевна... Это имя стало моим. Надолго.


А далеко за Минском, у Старых Дорог...


Тяжело вздымая заиндевевшие бока, кони остановились на вершине холма. С
саней соскочило несколько молодых мужчин в добротных крестьянских
полушубках. Придерживая на груди автоматы, разминаясь, поскрипывая валенками
на сухом рассыпчатом снегу, они поглядывали в сторону головной группы
верховых.
Командир, в темной перехваченной ремнями бекеше и высокой папахе,
поднялся на стременах, молча всматриваясь в раскинувшееся перед ним поле.
Белое поле, местами прорезанное узорно точенными, покрытыми инеем