"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автора

- Давай, давай... Здесь пока что...
- Сысоев Марат, Пантелеев Аркадий...
Редеет кольцо. По углам в землянках и блиндажах, отвернувшись от всех,
присев на корточки, беседует солдат с глазу на глаз со своей дорогой или с
братом, с отцом-матерью. Пока еще не нужны ему ни свидетели, ни советчики.
Долго читает, потом оглянется на товарищей и, словно бы удивившись, с
радостью сообщит:
- Новую ферму отгрохали... Ну и бабы...
Или:
- Сменили-таки нашего лодыря... Давно пора, теперь дело пойдет.
Возле почтаря топчутся обойденные.
Робко просят:
- Может, завалилось куда? Вон у тебя сумка какая лохматая.
- Нет, дорогой, у нас не завалится... Тебе пишут еще, потерпи...
- Значит, нет... А это кому?
- Кагану, политруку... Что от него, что ему - больше всех... Он где
сейчас?
- Где ж ему быть? С кем-нибудь семейные дела обсуждает, раз почта
пришла... Значит, все эти открытки ему одному?
- Не завидуй. Видать, и на этот раз все то же самое...
И прошлый, и этот раз все одно и то же. Эвакопункты, городские
исполкомы, сельсоветы словно сговорились отвечать политруку Кагану
одинаковыми словами: "Не прибывали...", "Не числятся...", "Не проживают..."
Поздно вечером в холодной землянке, накинув на плечи полушубок,
политрук пристраивается возле коптилки. На коленях стопка открыток, и на
каждой надо написать одно и то же:
"Прошу сообщить местожительство Каган Варвары Романовны и сына
Александра, эвакуированных в 1941 году из Белоруссии".
На застланных соломой досках лежит командир роты. Он глядит на своего
политрука, на его слабо освещенный профиль с нависшим клоком густых, давно
не мытых волос, на широкие, согнутые плечи, на всю его ладно скроенную
фигуру и думает:
"Мужик что надо... У такого небось и жена хороша, вот и тоскует...
Пишет".
Он знает всю историю политрука и то, как застрял Каган в воинской
части, попав, можно сказать, в самое пекло, и как звонил повсюду, просил
помочь семье выехать...
- Слушай, Иосиф, ты которую сотню заполняешь?
- А что?
- Да так. Видение было мне, будто ты только вторую тысячу начал, ан как
раз объявилась и женка и сын. В полной боевой готовности.
Иосиф смеется, пересаживается к командиру на нары, говорит тихо, словно
боясь, что их подслушают:
- Ты шутишь, Андрей, а я действительно иногда ловлю себя на том, что
сына вижу...
- Во сне?
- В том-то и дело, что... Ну как тебе объяснить? Вроде бы и не во сне,
и не наяву.
- Нервы, мать их так... По утрам обтирание снегом и самогону сто
пятьдесят - заменяет двенадцать приседаний.