"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автора

и отправлен на переплавку в Германию памятник Ленину.
Владислава Юрьевна замолчала, обводя нас строгими, прищуренными
глазами, словно выискивая кого-то среди собравшихся. Набилось нас много,
стояли даже в дверях. В дежурке тесно и душно. Мне еще ночью на работе было
то душно, то холодно, кружилась голова, и теперь, когда я смотрела на своих
новых подруг, медицинских сестер, санитарок в грязных халатах, на их лица,
либо опущенные вниз, либо невесть зачем поднятые к потолку, меня снова
качнуло, все слилось в какую-то неживую, бесформенную массу. Я прислонилась
к косяку двери.
Тиф...
Этого надо было ожидать. Не я первая, не я последняя. Ведь у нас не
было ни знаний, ни опыта ухаживать за тифозными больными, а рук не хватало.
Городские власти беспокоились только о списках умерших...
Потом мне рассказывали: я все рвалась убежать. Найти их хотела. И еще
просила вызвать телеграммой Иосифа или письмо написать ему.
А куда писать?


Адрес-то был простой. Да от Варвары далекий.


"Полевая почта №..." Вот и все, что надо было написать на тугом
треугольнике аккуратно сложенных листков бумаги.
Маленькое, без марки письмо опущено в обыкновенный почтовый ящик
где-нибудь в Сибири или за Уральским хребтом. Казалось бы, ну как ему не
затеряться на дальнем пути среди тысяч других таких же "самоделок" и
солидных больших конвертов, оклеенных марками и скрепленных печатями,
сданных под расписку и под расписку получаемых...
А гляди-ка, не затерялось. И что удивительно, редко когда, очень редко
не доходило письмо до бойца. И часть его уже который раз сменила позиции, и
сам он со взводом загнан бог знает куда, а полевая почта находит.
Тут надо сказать спасибо связистам. Не подвели, на совесть работали. За
то и встречали их в каждой роте, как долгожданных друзей. Встречали кто с
радостью, а кто и с тревогой. Но человека, безразличного к приходу почтаря,
уж где-где, а на переднем крае вряд ли можно было найти. Примчится
замерзший, голодный связист на попутной машине или пешком придет, а то и
ползком приползет, тут его и согреют из доброй фляги.
Взберется почтарь куда-либо повыше, запустит руку в сумку, и начнется
игра в лото. Только вместо цифр выкрикивает он фамилии. Осторожно
выкрикивает, не торопясь оглядывая собравшихся... Знает, что включилась в
эту игру "курносая", незримый игрок... Тут и обмануть кого не грех...
- Селиванов?
- Здесь. Который?
- Александр Кузьмич.
- Он самый... Давай.
- Перепеченко Онуфрий... - Смешная фамилия, да и имечко тоже не
рядовое. - Ну, Перепеченко?
Молчат. Объяснять нечего. Есть в сумке особое отделение. Лежат там
тихие, никем не раскрытые письма. Теперь и Онуфрию... Вечная слава ему.
- Васильев Дмитрий?