"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автора

каждое слово. Хотя хотела бы позабыть...


Он неторопливо поднялся с узкого, обитого черной клеенкой дивана и
пошел ко мне. Каких-нибудь пять-шесть шагов, а так много мыслей успело
пронестись в голове... И о том, что не узнала бы брата, встретив на улице.
Не потому, что на нем немецкий мундир с какими-то металлическими кубиками на
петлицах и значком на рукаве - бело-коричневые цветочки на красном фоне.
Позже такие значки заставляли носить всех белорусов, работавших у
немцев. А украинцев - вроде трилистника или трезубца. Я не знала тогда, что
это значки националистов, думала, отличие какое, вроде награды...
И об этом подумала, и о том, что Павел постарел, потолстел, усики
отпустил. Стал совершенно не похож на крестьянского парня... Конечно, прошло
много лет... Может, это и не Павел вовсе, а кто-то другой?.. У Павла были
очень красивые глаза, добрые, открытые, как у девушки, а тут что-то чужое...
И заговорил он не своим голосом.
- Встретились, слава богу...
Он обнял меня. Поцеловал в щеку.
- Что ты какая-то... Как деревянная? Не рада?
Я смотрела на него, силясь понять.
- Ты, Павлуша?
- Ну я, конечно же я!
- Ты... в плену был? Или...
Павел захохотал:
- Именно "или". Не довезли меня до Колымы... Бежал! Как тот
беспризорник с путевкой в жизнь. Вот и стал служащим великого рейха!
Этому все еще не хотелось верить, хотя на нем был немецкий мундир. Но,
понимаешь, как-то не укладывалось: и в новом облике был он все же чем-то
прежний Павел. Живой, горячий. Он сыпал словами, торопился высказаться,
словно боялся, что кто-то помешает. Все говорил, говорил, ничего не объясняя
про себя... А глаза становились все злее, все жестче. Он схватил сигарету,
зажег, и тут я успела спросить:
- Как же ты... на свою родину?
- Родина? - крикнул Павел. - А что мне дала твоя родина?
Я бросилась к брату:
- Опомнись, Павлуша... Боже мой!
Он снова захохотал, как-то странно всхлипывая.
- Испугалась? - Помолчал, заговорил тише, спокойней, как старший с
младшей: - Не бойся, сестренка, тут доносить некому. Ос-во-бо-ди-лись! Все!
Алес капут! Их время кончилось, а мы с тобой поживем, поживем еще... Знаешь,
я искал тебя. Справки навел... У нас, брат, дело поставлено по-европейски.
Как он сказал, что справки навел, сердце так и покатилось... Что будет
с нами? С сыном? Видно, я подумала вслух, потому что Павел тут же спросил:
- Большой хлопец? А где он у тебя? С Каганом прячется?
- Нет-нет... Он со мной, здесь в лагере...
Я стала рассказывать о себе, вернее выдумывать не очень-то
правдоподобную историю о том, как меня бросил муж, как я жила одна,
учительствуя, и теперь вот собралась в родные места... Чем больше я
рассказывала, тем больше казалось, что мне верит этот рослый и сильный
немецкий офицер. А он слушал, улыбаясь, потом посмотрел мне в глаза и