"Ирина Сабурова. О нас" - читать интересную книгу автора

Оксана живет в каморке напротив, вернее, на кровати, прилепившейся к
широченному подоконнику довольно большого чердачного окна - "просто
настоящее ателье" - расхваливает фрау Урсула. На подоконнике же --
крохотная печка для брикетов - влезает ровно два с половиной - краски,
кисти и картонка, в которой две кружки с отбитыми ручками и погнутая
кастрюлька: буфет. У кровати косо полулежит мольберт и портреты каких то,
судя по бездарности, отдаленных теток. Эти портреты достает "тевтон" --
голубоглазый белокурый Ганс, и Оксана замазывает их зелененьким фоном
повеселей, а затем рисует букеты или вазы с цветами: маки покупают охотнее
всего. Невероятно, но вот покупают же немцы... и откуда у них только стены
берутся среди этих развалин, чтобы на них картины вешать! Может быть именно
потому, что стен осталось так мало, ими дорожат больше...?
Ганс, не устоявший перед вишенными глазами и темными косами вокруг
головы - Оксана не одному парубку кружила голову - достал краски ей, а
цветную тушь - Юкку Кивисилду. После того, как Юкку изобразил его
"Парсифалем", польщенный Ганс повел его знакомить со своим, ревниво
охраняемым источником: эта мансарда напротив. Дом цел, хотя сильно пошарпан
снарядами; стекла выбиты, и очевидно, некоторых внутренних перегородок нет,
но никто не живет, как ни странно. Когда Ганс и Юкку поднялись по шатающейся
лестнице на чердак, под самые стропила, и из-за погнувшихся балок мелькнула
черная тень в монашеской рясе, подпоясанной красным шнуром - Юкку чуть
свистнул даже от удивления, сразу узнав его. Поэтому он не удивлялся больше,
когда хозяин, тяжело опустив широкий рукав на костыль, прихрамывая прошел
вперед, толкнул сколоченную из неструганных досок дверь - и в большой
чердачной комнате, разгороженной несколькими блеклыми ширмами, в глаза сразу
бросились старинные кресла, и пузатый бидермейеровский комод с парчевой
дорожкой, на которой с застывшей улыбкой сидел бронзовый Будда.
У окна лежали на козлах доски, и на них - цветные стекла, краски,
груда серебряной бумаги. То, что получалось из этого, было расставлено
вокруг Будды - всевозможные расписанные стекла: в жирных черных контурах
светящиеся от подложенного серебра орнаменты и древние рожи каких то,
византийских что ли, уродов.
- Увлекался мальчиком этим занятием, а теперь вспомнил - сказал
хозяин, - и представьте себе, их покупают для подарков. Вот ведь
неистребимая традиция наших немцев, в особенности сейчас перед Рождеством,
когда нигде ничего нет. Иногда меняю даже бауерам на сало...
Он умолчал, что около пузырьков с красками стояла старая, драгоценная
пишущая машинка с готическим шрифтом. Незаменимый инструмент для выделки не
менее красочных официальных документов! Самые важные немецкие учреждения
пользовались этим шрифтом, и вот пожалуйста, какое угодно: брачное,
метрическое, военное свидетельство ... Любую печать можно вырезать по
образцу из сырой картошки - производит прекрасное впечатление, и куда
важнее настоящей, поскольку той - нет. На документы люди раньше редко
обращали внимание, теперь от них, или хоть от каких нибудь, часто зависит
жизнь. (Американские эмпи, агенты советских военных миссий на каждом
шагу...)
Хозяин опустился в кресло напротив Юкку, и молча и внимательно
разглядывает его, картинно запахиваясь в рясу, потом, все еще опираясь одной
рукой на костыль, вынимает из кармана резную табакерку, нюхает привычным
движением из нее белый порошок и любезно протягивает ее Юкку.