"Ирина Сабурова. О нас" - читать интересную книгу автора

богемы обязывал: в двух крохотных мансардных комнатках можно было без труда
вставить косое окно во всю стену, поскольку стена была невелика - но для
ателье, по мнению Урсулы, достаточно вполне. В нижнем этаже помещалась общая
столовая, из нее двери вели в "гостиную" Урсулы, она же и контора. Еще
дальше была ее спальня - много ли нужно одинокой женщине? - и комнатка для
Аннхен, перед загибающимся углом коридора в кухню.
Кроме дома в капитал, так сказать, входила и Аннхен - гораздо моложе
Урсулы, разбитная, вечно напевающая, и быстро толстеющая от своих кастрюлек
и сковородок. Она любила готовить - единственное, что умела вообще, ловко и
быстро раскладывая на тарелки, отмеряя порции, наряжая их кружевными
букетиками петрушки и бантиками салата. Аннхен была почти счастлива, хотя ей
никогда не приходилось морщить красивого белого лобика над таким абстрактным
понятием. В кухне она могла командовать всем, и этого всего было так много,
целые батареи бутылок, ножей, вилок! Завтрак-обед-чай-ужин - день был
чудесно занят. Вечерами однако она выскальзывала иногда в коридоры наверх --
и исчезала в комнате какого нибудь постояльца, прижимая к животу под
передником бутылку вина и щедрые бутерброды. Урсула, вечно шмыгавшая по
всему дому, покачивая длинным острым носом и буравя потемки крохотным
узелком волос на затылке, втягивая голову в сутулую спину - Урсула,
слышавшая, видевшая и знавшая все, что творилось и в коридорах, и за
запертыми дверьми - на следующий день многозначительно откашливалась на
кухне и кратко замечала:
- Ты опять заслужила штраф.
"Штраф" был настоящим денежным взысканием, которое налагалось на
Аннхен, вернее на ее долю в доходах с пансиона каждый раз после ночных
похождений. Вообще Аннхен сама просила старшую сестру раз и навсегда давать
ей только скромную сумму на карманные расходы: в кино ее могли свести
постояльцы, а поболтать за чашкой кофе с подругами она может и на кухне, и в
своей комнате - все под рукой! Платья и туфли они всегда отправлялись
покупать вместе - причем Урсула никогда не скупилась и считалась с вкусом
самой Аннхен. Аннхен мило кокетничала при этом, изображая "солнышко" с
взбитыми локонами, и предпочитала голубенькое и цветочки. Урсула молча
соглашалась, выбирая себе подобротнее и посерее. И карманные деньги, и
расходы на наряды из доходов Аннхен не вычитались. Было бы непорядочно,
говорила Урсула, не считать ее работы на кухне. Но ночные похождения --
другое дело. Пока она не вышла замуж, это всегда может кончиться несчастьем.
Несчастье же всегда обходится дорого - поэтому лучше наложить штраф заранее
-- может быть, хоть это удержит Аннхен от излишнего мотовства. Аннхен молча
громыхала кастрюлями и слегка поеживалась: перед практичной философией
старшей сестры она всегда оказывалась бессильной; впрочем, та все равно
распоряжалась всеми делами - непосильное бремя для кудрявой Аннхен.
Выйти замуж для Аннхен оказалось почему то не так легко - но во время
войны, когда в таком ходу были "военные невесты" - удалось почти. Если бы у
Аннхен было время подумать, то она могла бы уже считать себя такой степенной
вдовой, как Урсула - но "если бы" - не было. Колченогий уже во время войны
пансион, обтрепывавшийся и тускневший от начищенных сапог нижних, высших и
всяких военных чинов, гудевший сквозь все половики от добротных башмаков
всевозможных партийных и иных чиновниц, приезжавших на одну ночь, но живших
иногда и месяцами - весь этот дом, теперь уже как протертая, расползающаяся
по ниточкам, посеревшая салфетка - внезапно - нет, не рухнул, как тот,