"Магда Сабо. Бал-маскарад" - читать интересную книгу автора

слезах и заперлась у себя в комнате.
Нынче нет ни домоправительниц, ни гувернанток.
Любопытно, была ли Виола счастлива у них?
Это уже влияние Медери: зачем она ломает себе голову над такими
пустяками - Виола, Банди Секер и прочая чушь? Конечно, была счастлива, да и
как иначе ведь она сирота была, бедная родственница - да что там бедная,
просто нищая! - какой же у нее был еще выход, кроме как приехать и вести
хозяйство отца! Она ведь не прислуга была, а домоправительница, компаньонка.
Родственница...
Как же все изменилось за эти последние два десятилетия! Вот если бы
Виола дожила до наших дней, если бы она теперь оказалась сиротой...
Тогда, в тот вечер, отец и ее вызвал к себе. В лабораторию никогда и
никому не разрешалось входить без разрешения. Прислуге вообще никогда, Виоле
же и ей только по его вызову. Виолу он вызывал двумя короткими звонками,
ее - тремя. Она вошла. Отец варил себе кофе, кофе по-турецки. Он сказал, что
не затем добивался разрешения для нее, девочки, числиться экстерном при
мужской гимназии и не для того она в сопровождении Виолы два дня ежемесячно
сидит в гимназии и слушает лекции, чтобы болтаться с одноклассниками. "Я
запрещаю это, Луиза!" - сказал отец, и на другой день она уже не пошла на
каток и даже, когда надо было пойти в гимназию на лекции, сказалась больной.
Однажды Банди Секер написал ей, но она не знает, что было в том письме, -
почту забирал отец.
Да, он был строг с ней, и правильно делал. Не к чему разгуливать с
молодыми людьми. Она запомнила этот урок на всю жизнь, и, когда - тоже
благодаря влиянию отца - ее записали в университет, она, если только могла
избежать этого, не вступала в разговоры с коллегами. Виолы тогда уже не было
и в помине, ходила она в университет одна; она училась на третьем курсе
физического факультета, когда умер отец. В письменном столе отца среди бумаг
оказался и портрет мамы, улыбающейся, большеглазой женщины с длинными
волосами. Луиза и не подозревала, что мамина карточка сохранилась. О маме у
них в доме нельзя было упоминать, не полагалось, потому что мама убежала от
папы, бросив ее, Луизу, когда она и говорить-то еще не умела. Мама была
писаная красавица, но... мама...
Вот потому-то ей и нельзя было кататься с Банди Секером.
Эти девочки, конечно, катаются на коньках - ведь с ее мнением в школе
не считаются и, сколько бы раз ее ученики ни побеждали на школьных и
межшкольных конкурсах по физике, слушают здесь только эту болтушку Медери, а
не ее. Даже когда Луизу хвалят, это звучит как-то принужденно, и потом ее
вечно терзают из-за физического кружка: мол, если она и так полжизни
проводит в физическом кабинете, то почему бы ей не организовать кружок для
пионеров?
Ее точка зрения по этому вопросу достаточно ясна: если разрешат кружки
отдельно для девочек и отдельно для мальчиков, она охотно будет работать с
детьми. Но Медери, вожатая дружины, настаивает, чтобы кружки были смешанные,
потому что учебный материал один и тот же, в гимназии и в университете они
будут заниматься вместе, и нужно их к этому подготовить заранее, чтобы
встречи мальчиков с девочками не становились сенсацией.
"В семьях ведь тоже рождаются обычно и мальчики и девочки, - сказала
Медери. - Пусть же общение станет для них привычным и естественным!" Вот
какие у нее доводы!