"Рафаэль Сабатини. Вечера с историком" - читать интересную книгу автора

лет, которые прошли с того дня, когда ее мальчик был зарезан едва ли не на
глазах у матери.
- Рассказ твой обстоятелен, - заметила Мария. - Возможно, и даже
вероятно, что все это - правда.
- Правда! - рявкнул царь, восседавший на троне. - Правда? Что ты
мелешь, баба? Ты сама видела мальчишку мертвым.
- Видела, и знаю, кто его убил.
- Видела и признала в убиенном своего сына, коль скоро послала людей
расправиться с теми, кто, по твоему мнению, заклал его.
- Да, - отвечала царица. - Чего же ты теперь от меня хочешь?
- Чего я хочу? - вопрос изумил и обескуражил Бориса. Уж не тронулась
ли она умом в монастырской келье? - Я хочу, чтобы ты дала свое
свидетельство и разоблачила этого молодца как самозванца. Тебе-то народ
поверит.
- Ты думаешь? - в ее глазах мелькнуло любопытство.
- А как же? Или ты не мать Дмитрия? И кому, как не матери, узнать
собственного сына?
- Ты запамятовал, что тогда ему было десять лет от роду. Совсем
ребенок. А сейчас это взрослый двадцатитрехлетний человек. Могу ли я
сказать что-либо наверняка?
Царь грязно выругался.
- Ты видела его мертвым!
- И все же могла заблуждаться. Мне показалось, что я знаю твоих
наймитов, убивших его. И тем не менее ты заставил меня поклясться под
страхом смерти моих братьев, что я ошиблась. Возможно, я ошиблась даже еще
больше, чем мы с тобой думали. Возможно, мой маленький Дмитрий и вовсе не
был предан закланию. Возможно, этот человек говорит правду.
- Возможно... - царь осекся и взглянул на нее, взглянул недоверчиво,
настороженно и пытливо. - Что ты хочешь этим сказать? - резко спросил он.
Острые черты ее некогда столь милого, а теперь огрубевшего лица вновь
тронула тусклая улыбка.
- Я хочу сказать, что если бы вдруг сам Сатана вылез из преисподней и
стал называть себя моим сыном, я должна была бы признать его тебе на
погибель!
Годы раздумий о выпавших на ее долю несправедливостях не прошли для
царицы даром: боль и затаенная ненависть вырвались наружу. И ошеломленный
царь испугался. Челюсть его отвисла, как у юродивого. Он смотрел на женщину
вытаращенными немигающими глазами.
- Ты говоришь, народ мне поверит, - продолжала царица. - Поверит, если
мать узнает своего родного сына. Ну, коли так, часы твоего правления
сочтены, узурпатор!
Глупо. Глупо было показывать царю оружие, которым она собиралась
уничтожить его. Если поначалу он и растерялся, то теперь, получив тревожный
сигнал, уже сам был во всеоружии. В итоге царица под бдительной охраной
отправилась обратно в монастырь, где ее свободу ограничили еще больше, чем
прежде.
Вера в Дмитрия укоренилась и окрепла на Руси. Борис был в отчаянии.
Вероятно, знать все еще относилась к самозванцу скептически, но царь
понимал, что не может полагаться на своих бояр, поскольку у них не было
особых причин любить его. Возможно, Борис начал сознавать, что страх - не