"Эрнесто Сабато. О героях и могилах " - читать интересную книгу автора

научилась смеяться, - сказала она однажды, - но все равно я никогда не
смеюсь от души".
- И однако, - прибавил Мартин, глядя на Бруно с той страстностью, с
какой влюбленные стараются заставить других признать достоинства любимого
существа, - и однако, разве не правда, что мужчины и даже женщины
оборачивались на нее?
И Бруно, кивая в знак согласия и забавляясь в душе этим наивным
проявлением гордости, подумал, что так оно и было, что Алехандра в любом
обществе везде и всегда привлекала внимание не только мужчин, но и женщин.
Хотя и по разным причинам. Алехандра женщин терпеть не могла, просто
ненавидела, утверждала, что они презренные существа, и говорила, что может
поддерживать дружбу только с некоторыми мужчинами; и женщины в свой черед
ненавидели ее столь же сильно и по тем же причинам, что вызывало у
Алехандры презрительное безразличие. Хотя, ненавидя ее, они наверняка
втайне не могли не восхищаться ее внешностью, которую Мартин называл
экзотической и которая парадоксальным образом являла собой аргентинский
тип, нередкий и в других южноамериканских странах, когда цвет лица и черты
белого сочетаются с монгольскими скулами и индейским разрезом глаз. И эти
глубокие, тревожные глаза, большой, презрительный рот, эта смесь
противоречивых чувств и страстей, сквозивших в ее чертах (желание и
усталость, энергия и рассеянность, почти свирепая чувственность и
отвращение, порожденные чем-то смутным и сокровенным) - такое лицо, увидев
раз, забыть было невозможно.
Мартин тоже сказал, что, даже если бы между ними ничего не произошло,
если бы ему случилось с ней увидеться и говорить лишь однажды и о
каком-нибудь пустяке, он бы не смог забыть ее лицо до конца своих дней. И
Бруно думал, что это правда, потому что в Алехандре было нечто большее, чем
красота. Или, вернее, нельзя было с уверенностью сказать, что она красива.
Это было нечто иное. Она была необычайно привлекательна для мужчин, что
можно было заметить, идя рядом с нею. Вид у нее был одновременно рассеянный
и сосредоточенный, как будто она размышляет над какой-то страшной тайной и
целиком погружена в себя, - несомненно, всякий, встречая ее, задавался
вопросами: кто эта женщина? чего она хочет? о чем думает?
Та первая встреча была для Мартина решающей. До тех пор женщины ему
представлялись либо чистыми и героическими девами из легенд, либо
легкомысленными, ветреными созданьями, сплетницами и неряхами, эгоистками и
болтуньями, коварными и практичными ("как собственная мамаша Мартина", -
подумал Бруно, приписав эту мысль Мартину). И вдруг он встретил женщину, не
укладывавшуюся ни в одну из этих двух схем, казавшихся ему до их встречи
единственно возможными. Долго еще его смущало это открытие, эта неожиданная
разновидность женщины, которая, чудилось ему, обладала кое-какими
добродетелями героинь, восхищавших его в книгах для подростков, но, с
другой стороны, обнаруживала такую чувственность, какой он наделял лишь
ненавистный ему сорт женщин. И даже впоследствии, уже после гибели
Алехандры, после их мучительной бурной связи, ему не удавалось найти
разгадку этой тайны, и он спрашивал себя, как бы он поступил при той второй
их встрече, угадай он, что Алехандра такова, какой оказалась. Убежал бы?
Бруно молча посмотрел на него: "Да, как бы он поступил?"
Мартин в свой черед посмотрел на Бруно с пристальным вниманием и
несколько секунд спустя сказал: