"Эрнесто Сабато. О героях и могилах " - читать интересную книгу автора

энергичнее бежали согретые солнцем древесные соки, стали появляться листья,
а через несколько недель зима исчезла из парка Лесама, отправившись в
другие, дальние уголки земли.
Затем пришли первые жаркие дни декабря. Палисандровые деревья стали
фиолетовыми, бобовые деревья покрылись оранжевыми цветами.
А потом цветы стали засыхать и падать, листья желтели и отрывались,
сдуваемые первыми осенними ветрами. И тогда - сказал Мартин - он
окончательно потерял надежду снова ее увидеть.

V

"Надежду снова ее увидеть" (думал Бруно с меланхолической иронией). И
еще сказал себе: а разве все надежды человеческие не столь же нелепы, как
эта? Ведь в этом нашем мире мы лелеем надежды на какие-то события, которые,
осуществляясь, принесут нам лишь горечь и разочарование; по этой-то причине
пессимисты и вербуются из бывших надеявшихся, ибо, чтобы видеть мир в
черном цвете, надо было прежде верить в него и в его возможности. И еще
более забавно и парадоксально, что ярые пессимисты после постигшего их
разочарования вовсе не чураются надежд постоянно и систематически, но
странным образом склонны в любой момент снова воспылать надеждой, хотя из
некоей метафизической стыдливости пытаются это скрыть под черной оболочкой
вселенской скорби; похоже, будто пессимизму, чтобы быть в силе и расцвете,
необходим время от времени некий импульс, порожденный новым жестоким
разочарованием.
И разве сам Мартин (думал Бруно, глядя на него), сам Мартин, пессимист
в зародыше, как и положено всякому чистейшему созданию, готовящемуся
ожидать Чего-то Прекрасного от людей в частности и от Человечества вообще,
не пытался уже покончить с собой из-за этой гнусной нечисти, из-за своей
мамаши? Разве это не говорит о том, что он ждал от нее чего-то иного и уж
наверняка чудесного? Однако (и это еще более удивительно) разве после
подобной катастрофы не обрел он снова веру в женщин, встретив Алехандру?
И вот он тут, этот беззащитный мальчик, один из множества беззащитных
в этом городе. Потому что Буэнос-Айрес - это город, в котором они кишмя
кишат, как, впрочем, во всех наших гигантских, чудовищных вавилонах.
Штука в том (думал Бруно), что с первого взгляда это незаметно, и
большинство из них с первого взгляда не кажутся беззащитными, может потому,
что обычно они не хотят казаться таковыми. И напротив, огромное число
людей, открыто притязающих на это свойство, только усложняют проблему, и в
конце концов ты приходишь к убеждению, что настоящих беззащитных вовсе нет.
Ну, конечно, если у человека нет ног или обеих рук, мы все знаем или
думаем, что знаем, что этот человек беспомощен. Но в тот же миг он уже
становится менее беспомощным, так как мы его заметили и страдаем за него,
покупаем у него ненужные нам расчески или цветные фото Карлитоса Гарделя 1.
И тогда этот увечный, у которого нет ног или обеих рук, частично или
полностью исключается из класса абсолютно беззащитных, как мы их себе
представляли, вплоть до того, что в нас зарождается чувство смутной злобы,
возможно, от мысли о множестве абсолютно беззащитных, которые в этот самый
миг (не обладая дерзостью или уверенностью в себе или даже агрессивностью
продавцов расчесок и цветных фото) молча и с достоинством сносят свое
положение подлинно несчастных.