"Юрий Рытхеу. Метательница гарпуна" - читать интересную книгу автора Раздумья эти оборвались так же внезапно, как и возникли, -
похоронная процессия была совсем близко. Головная машина подъехала вплотную. Откинутые борта ее были обиты кумачом, и гроб терялся в алости траурного убранства. Что-то кольнуло Машу в сердце. Вспомнились белые нетающие снежинки на мертвенно-бледных лицах, на широко распахнутых глазах. О чем они думали, эти русские, украинец, латыш, норвежец - далекие посланцы революции, ее верные рыцари? Как же иначе можно назвать их? Ведь они поехали сюда, в полную неведомость и в такую даль, которая просто пугала человека, жившего задолго до появления реактивных самолетов, быстроходных пассажирских лайнеров; путь из Владивостока до Анадыря тянулся тогда больше месяца... За первой машиной двигались на розном расстоянии остальные одиннадцать. Рядом с каждой - почетный солдатский конвой. Молодые парни печатали шаг, отбивая ритм скорбной мелодии. Вздрагивали в такт на юных плечах карабины. Затем шли работники окружкома партии, окружного исполкома, комсомольцы, пограничники, просто жители Анадыря, среди которых было так много Машиных знакомых. Она их узнавала, они тоже ее видели, здоровались с ней вполголоса, и Маша с ними здоровалась, кивала головой... Вон идет доктор Горелов, высокий, чуть растолстевший, получивший прозвище "летающий доктор", потому что заведует передвижным медицинским отрядом. Он с удивлением посмотрел на Машу, хотел что-то сказать, но только сделал рукой неопределенный жест. А дальше с выражением упрека в глазах показалась давняя Машина паре с инструктором орготдела Семеном Нугэвэнтином, которого Маша помнила еще школьником, учеником Ново-Чаплинской лесной санаторной школы. Школа называлась лесной, а отстояла от ближайшего леса более чем на три тысячи километров. Катя позвала кивком головы, но Маша, уже давно намеревавшаяся присоединиться к траурной процессии, никак не могла улучить подходящий момент. Она проводила глазами Катю и вдруг почувствовала на своем плече крепкую руку, которая потянула ее решительно в ряды. Это был Ходаков, секретарь окружного комитета партии. Маша помнила его еще шахтером в Беринговоком районе, не столь дальнем, сколько труднодоступном. - Иди рядом, - сказал Ходаков. - И здравствуй. Завтра с утра жду в окружкоме. Маша молча кивнула и глянула назад. Процессия все еще тянулась через мост, а передняя машина уже проезжала по площади Ленина, на которой стоял теперь другой памятник - большой, гранитный, на высоком пьедестале, напоминавшем обломок скалы с мыса Обсервации. За памятником высились, новые дома. И Маша опять подумала: "Может быть, где-нибудь в другом месте они показались бы обыкновенными - пятиэтажные, каменные, со всеми удобствами. Но здесь, на анадырской земле, поставить такой дом ничуть не легче, чем на луне". Дома стояли вольно, каждый словно самостоятельно выбирал себе место поудобнее, чтобы ветер не бил в окна и побольше досталось скупого северного солнца. Траурные машины обогнули еще один памятник - бронзовый человек со |
|
|