"Юрий Рытхеу. Сон в начале тумана ("Сон в начале тумана" #1) " - читать интересную книгу автора

пустынен, без признаков жилья и живого. Теперь все равно - что смотреть
назад, что вперед, что по сторонам: везде одно и то же.
Нарта Токо шла последней. Впереди прокладывал дорогу Армоль. А
посредине ехал Орво, везший больного.
Шалашик был устроен так, что Джон смотрел не на дорогу, а назад. Это
было сделано, чтобы вылетающий из-под собачьих лап снег не попадал в лицо
раненому и ветер не забирался под опушку малахая.
Белый сидел с открытыми глазами и смотрел на бегущих собак. Его голубые
глаза потемнели то ли от боли, то ли от усталости. А может быть, ему было и
впрямь грустно расставаться со своими товарищами и пускаться в этакую
дальнюю дорогу? Кто знает, какие мысли рождаются в голове, покрытой такими
светлыми волосами, что с непривычки они кажутся ранней сединой. Надо же
родиться с такими холодными глазами!
Джон почувствовал на себе пристальный взгляд туземца, который ехал за
ними. Какие у него странные и узкие глаза! Что можно разглядеть за этими
щелочками, похожими на прорези в бабушкиной копилке? Но если пристально
приглядишься, так словно в бездонную пропасть падаешь. Там полнейшая
неизвестность, которую никому не дано разгадать. Интересно, о чем думает
этот молодой чукча?
На спокойной глади лагуны нарта перестала подпрыгивать, и боль в руках
унялась. Джон долго держал в поле зрения мачты "Белинды", эти две черные
черточки на фоне потухающего неба, связывавшие с привычным миром. А там,
куда бежали собачьи упряжки, его ждала неизвестность и надежда на жизнь...
Но вот исчезли мачты. В голове пустота, словно все мозги растряслись,
пока нарты переваливались через ледяные торосы от корабля к берегу. Только
где-то в глубине сознания таился страх, страх перед этим чудовищным
простором без конца и края, перед холодом, который уже начал забираться под
кухлянку, страх перед людьми, которые его везли, перед этими бездонными
черными глазами, которые так и следят за ним - словно идешь по замкнутому
кругу и каждый раз, подходя к краю, видишь пропасть.
А что осталось от кистей и пальцев? Иногда Джон пытался пошевелить ими,
и ему казалось, что они целы и только боль почему-то отдает в локоть и в
предплечье, хоть там не только не было никаких ран, но даже царапин.
Страшась боли, Джон старался думать. Думать о чем угодно, лишь бы не было
этого ощущения утраты самого себя. Неужели так действует на человека
пространство, что как бы вбирает его в себя и растворяет, не оставляя от
него ни плоти, ни капли крови, ни мыслей...
Убедившись, что лучше всего сидеть с закрытыми глазами - по крайней
мере не видишь этого бесконечного белого пространства, - Джон прислонился
спиной к сложенным позади него оленьим шкурам и попытался заснуть, уйти от
этого удручающего вида местности, от мрачных мыслей и ноющей боли в кистях
обеих рук.
Едущий впереди Армоль притормозил нарту и остановился. Это означало,
что Токо теперь должен ехать впереди и прокладывать дорогу.
Токо прикрикнул на собак и обогнал обе нарты. Снег был мягкий, не
такой, как в середине зимы, когда он плотно прибит ураганными ветрами и
разглажен шершавой ладонью ледяной пурги. По такому снегу легко полозьям, да
тяжело собакам. Иногда они проваливались по брюхо в мягкий сугроб, снег
налипал на шкуру и на лапы.
На подъемах и в глубоких сугробах Токо спрыгивал с нарты и бежал рядом,