"Юрий Сергеевич Рытхеу. Самые красивые корабли (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Тынэна, - сказала Юнэу.
- Все же надо спросить, - повторил Гальмо.
Он вышел в чоттагин, взял потемневшую от времени, гладко отполированную
гадательную палку и наставил ее одним концом на светлый круг, падающий через
дымовое отверстие. Старик пытался вдохновить себя на возвышенные
размышления, настроить разум на восприятие потустороннего голоса, но в
голову лезли совсем другие мысли. Гальмо думал о том, что Юнэу сейчас совсем
другая. То, что она стала настоящей женщиной на корабле белых людей, - в
этом ничего особенного нет. Наоборот, многие даже завидовали, потому что
подарков, табаку, чаю и разноцветных лоскутков материи было столько, сколько
не возьмешь за большую кучу пушнины. Но другие женщины после случившегося
потом с радостью выходили замуж за своих родичей, растили детей, ухаживали
за мужьями - словом, были обыкновенными чукотскими женщинами... А Юнэу?
Обличьем она осталась прежней, но внутри она вся будто переменилась. Может,
помутилась разумом? Вроде бы нет. Говорит понятно, все делает по дому, как и
раньше: разделывает добычу, толчет в каменной ступе жир, скребет шкуры,
шьет... Но часто, очень часто она уходит на пустынный берег моря и подолгу
глядит на морской простор, словно чего-то ждет...
В то лето к селению подходило много кораблей. Гальмо звал Юнэу с собой
на суда, но стоило ей заметить, что идет корабль, она забиралась в ярангу и
не выходила оттуда, пока последний парус не угасал в далекой синеве
горизонта.
И все ходила на берег. Даже зимой, когда от берега до стыка неба и
океана лежали нагромождения торосов.
Гальмо посмотрел на палку, которая одним концом лежала в светлом кругу
от дымового отверстия, убрал ее и вошел в полог.
- Предки не возражают, чтобы маленькая гостья носила имя Тынэна, -
торжественно произнес старик, - и пусть ее жизнь будет всегда озарена светом
восходящего солнца.
- Это так и есть, отец. - Юнэу впервые за долгое время улыбнулась. -
Посмотри на ее волосы - в них отблеск первых утренних лучей.
- Это верно, - согласился Гальмо, пристально вглядевшись в
новорожденную.
Он помолчал, достал из-за пазухи расшитый бисером кисет и принялся
набивать трубку. Руки дрожали, на оленьи шкуры падали драгоценные крошки
табака.
"Постарел ты, отец, - подумала Юнэу, - такой старый стал, что
исполняешь мои желания..."
- Все-таки мне бы хотелось уйти туда, - Гальмо слегка кивнул по
направлению к закопченному пламенем жирников потолку, - зная, что есть
человек, который может поддержать вас... Если бы родился сын, я бы не так
настаивал.
Юнэу вдруг почувствовала, что отец прав. Как им, двум женщинам,
прожить? Кто будет добывать им еду, укреплять ярангу, защищать от
недружелюбия?
- Хорошо, пусть будет по-твоему, отец. - Юнэу низко склонила голову над
новорожденной.
- Твое благоразумие меня радует, - сказал Гальмо.
Поздней осенью, когда маленькая Тынэна пробовала уже что-то говорить и
могла сосать вместо груди тюленье сало, в ярангу старого Гальмо пришел Атык