"Алексей Рыбин, Виктор Беньковский. Ослепительные дрозды " - читать интересную книгу автора

сам папа не скажет - вопросы задавать бессмысленно.
В платяном шкафу тоже, вероятно, ничего интересного быть не может. Разве что
скелет какого-нибудь любовника французского, что к жене Григорьева захаживал
пока тот на службе. Впрочем, гарнитур этот, судя по лаку да общему виду еще
Марию-Антуанетту помнит. А, может быть, и у маркиза де Сада в кабинете стоял. А
что? Григорьев - он любитель эпатажа и всяких прочих несанкционированных
проявлений собственной значимости.
Почему бы нет? Очень даже может быть. Конторка, шкаф, стол, комод - маркиз,
положим, у себя в Конвенте сидит, законы проталкивает со стула на пол стекаясь
от удовлетворения материальной стороной жизни и мысли собственные отлавливающий
в крупной голове своей словно налимов в бочке с дегтем. Конечно, законы
авангардные получались. Некоторые даже проходили через конвент в первом чтении.
А повар его в это самое время служанку пользует. Повару-то - что? Повар - он
простой мужик, через восточный фронт прошел, в плену побывал, ему теперь сам
черт не брат. И на законы десадовские ему плевать с большой колокольни. Хоть с
самого Ивана Великого плюнуть на все законы - повар только вытрет селедочное
масло с бороды пугачевской, рыгнет, скажет что-то на своем диком наречии и - к
столу.
Многому повар от господина набрался. Умел себя с дамами правильно поставить.
Хвать, бывало, даму за бока - и на стол. А куда еще - повар, ведь. На стол,
конечно, обязательно на стол. И разделывать ее, разделывать.
Маркиз про это знал. Явно, знал. Умен, ведь был. Хотя и со странностями. Не
стал бы он тайны свои в столе хранить. А, вот, в комоде - запросто. Ни один
повар, даже де садовский, не сумел бы на комоде это самое... Ну, ясно что.
Короче, не сдюжил бы на комоде это самое. Это самое на столе, на полу, это самое
даже в шкафу можно провернуть при желании, но на комоде это самое просто
физически невозможно. Это самое...
Никогда не видел Глашиных панталон. Вот бы, Глашу за бока схватить, да на
этот стол. Интересно, как бы она себя повела? Заорала бы? Нет. Она, ведь,
боязлива. Орать не станет.
Эх, ладно, это мечты, мечты. Делом нужно заниматься, а не в эмпиреях парить.
Учиться, к экзамену готовиться. А тут - одна Глаша в голове. Подумаешь, тоже -
цаца... Мало ли девушек приличных, а он все об этой дуре, маменькиной любимице.
И чего маменька так с ней носится - Глашенька, солнышко, заинька... Служанка и
служанка. Обычная баба. Хотя, есть в ней что-то. Нет, хватит.
Так. Значит, комод. Однако - нет. Де Сад в комоде бы тоже не стал тайников
устраивать. Та же служанка может залезть и продать де Сада с потрохами. А де Сад
после Бастилии осторожничал. Бастилия - она кого хочешь уму-разуму научит.
Станешь осторожничать, когда лет тридцать света белого не видишь. Хоть бы и с
личным поваром, хоть бы и полнеть при этом, при отсидке, то есть, лицом добреть,
в плечах раздаваться, книжки писать - один хрен - Бастилия. Четыре стены
кирпичных. И повар, тоже через плен и лагеря всякие прошедший. К беседам
душещипательным не склонный. Короче - живи - не хочу.
А что, если и вправду, конторка эта у де Сада стояла?..
Ну, если логически рассуждать - только в конторке он мог что-то интересное
прятать. На столе - ясное дело - повар со служанкой акробатов дают, в шкафу -
скелет, по комоду шарят все, кто не попадя - прачка, шляпник, зеленщик,
чучельник какой-то, к кошельку де Садовскому присосавшийся в трудную для маркиза
минуту - сибиряк в пенсне и с тонкими, нервными, пальцами производящими на
понимающего человека тревожное впечатление - шарят там все, кому не лень..