"Алексей Рыбин, Виктор Беньковский. Ослепительные дрозды " - читать интересную книгу автора

похмельного Полянского, предложив ему, как понял Алексей из краткого диалога,
стать обыкновенным кегебешным стукачом. То есть, наконец-то определиться в
степени своего падения и обрести долгожданный покой.
Нескольких фраз, сказанных сухим, уверенным в себе голосом хватило Полянскому
для того, чтобы понять цель и смысл предстоящего свидания с неизвестным "в
танкере и с кейсом".
Однако, тошнота напоминала о себе совершенно недвусмысленно.
Полянский повесил трубку на рычаг древнего, массивного, привинченного к стене
телефонного аппарата и под пристальным взглядом Татьяны Васильевны,
пятидесятилетней толстой и неряшливой бабы, занимающей соседнюю с Алексеем
комнату, побрел к туалету.
На улице шел снег.
Отдышавшись и утерев рот тыльной стороной ладони, Полянский посмотрел в окно.

Планировка большой коммунальной квартиры, в которой проживал Алексей, деля
кров с пятью соседями была весьма своеобразна. В частности, туалетная комната
была совершенно самостоятельным помещением, то есть, имела, к примеру, окно.
Коридор, который заканчивался кухней и туалетом был извилист и делал несколько
крутых поворотов в результате чего выходило так, что окно туалета смотрело прямо
в окна просторной кухни.
Алексей застегивал пуговицы на стареньких, мягких и во многих местах
заштопанных джинсов и смотрел, как крупные белые снежинки медленно опускаются за
дно угрюмого двора-колодца куда ни в какое время суток не проникали солнечные
лучи и видел, как маячит за мутным стеклом кухонного окна белое, круглое как
луна, бесполое лицо Татьяны Васильевны.
Дотошная соседка внимательно наблюдала за Полянским и когда их глаза
встретились не отвернулась.
Выйдя на улицу Алексей, испытал незнакомое и неожиданно приятное чувство
защищенности.
С одной стороны было чрезвычайно мерзко идти на свидание с молодым и, явно,
нештатным гебешником. Полянский знал этот сорт людей еще по университету. Все
эти члены комсомольских добровольных дружин, все эти активисты, общественники,
стучащие на ближнего своего и следящие за каждым шагом не то, что простых
смертных студентов, не имеющих отношения к всемогущей Конторе, но и друг за
другом - порой, даже с большим пристрастием - вся эта сволочь, строящая свои
карьеры на подсиживании товарищей - как они надоели Полянскому в свое время!
Он не был наивен и знал, что с окончанием высшего учебного заведения проблемы
с властями не закончатся, а, возможно, наоборот, усугубятся, но, несмотря на это
знание, пребывал в некотором смятении духа.
С другой стороны - в первый раз за много дней Полянский не думал о том, что
любой встречный мент является для него опасностью - сейчас он не боялся ни людей
в серой форме, ни переодетых в штатское, ни ушлых комсомольцев, помогающих
милиции отлавливать на улицах тунеядцев, отлынивающих от всеобщей трудовой
повинности, ни даже штатных агентов КГБ, шпионящих за антиобщественными
элементами, разлагающими народные массы диссидентами, к числу которых Полянский
причислял и себя. И, надо сказать, не без оснований.
Несмотря на то, что утренняя гигиеническая тошнота не принесла обычного
облегчения - интимный процесс был отравлен телефонным звонком неведомого
комитетчика - несмотря на грязь под ногами и летящий в лицо снег, который
оказался вовсе не таким пушистым и легким, каким выглядел из окна, настроение