"Святослав Юрьевич Рыбас. На колесах" - читать интересную книгу автора

частицей того, что обещала ему жизнь. "Я хочу за тебя замуж, - сказала Лена.
- Нет, хочу ребенка, а замуж не обязательно. Потом можем разойтись". Ее
смелая деловитость была беззащитной, загадочной. И, как бы играя, он
женился, остался в Тольятти, ожидая стажировки в Турине, а Лена вернулась
домой. Тогда его поразило одиночество, которое пришло после череды похорон.
Умерли отец, мать, дед; дольше всех прожила бабушка. Из близких остался
младший брат, но он жил далеко, в Сибири.
Лена писала Никифорову, присылала книги по теории управления и посылки
со смородиновым вареньем. На ноябрьские праздники она приехала к нему.
Женитьба показалась приятным, необременительным делом, и только
рождение сына отрезвило Никифорова. У них с Леной был разный резус-фактор
крови, роды прошли тяжело, и ребенок родился едва живой. Мария Макаровна
переслала ему письмо Лены.
"Мама моя дорогая! Я сегодня после тяжкого кошмара. Страшно вспомнить.
Может быть, и преувеличиваю, потому что пережила это впервые. До семи вечера
27-го я лежала в палате с небольшими болями. После ужина (запеканка из лапши
и кефир, который я проглотила залпом) у меня лопнул пузырь. Сестра
заглянула, когда я стала кричать от схваток. Врач распорядился делать мне
стимулирующие уколы и проч. И начался тихий ужас. Мне говорят: не крепись,
дыши. Я сопротивляюсь выталкиваниям. Больно. Начинаю мычать. Положение плода
- ягодичное, голова вверху. Врач еще в утробе определил мальчика. Они-то
знают, сколько часов я должна терпеть схватки. И успокаивали: знаешь, у нас
женщины по суткам так корчатся. К середине ночи у меня силы на пределе. Они
мне уколы, и таблетки, и маску. Во время каждой схватки надо дышать в маску,
а от нее в сон клонит. В промежутках между схватками (0,5 мин.) не
выспишься. Часам к двум ночи я стала терять надежду. Сестра говорит - родишь
мертвого, если не будешь слушать и терпеть. Вокруг меня десять женщин
хлопочут: командуют, голову к груди давят, уколы делают, ребеночка стерегут.
Я тужусь и думаю: пополам тресну, но живого произведу. Когда он пискнул, и я
его увидела - сине-зеленый лягушонок, - ужаснулась. Мне показалось, что он
помрет. Но потом его быстренько обработали, укутали, мне показали. Я,
конечно, мало что соображаю, но успокоилась: живое, глазки открыты,
попискивает... Сейчас прихожу в себя. Все болит, лицо серое. Скоро пройдет.
Теперь ничего не страшно".
Никифоров почувствовал жалость. Из-за слабости сына нельзя было
перевезти семью в Тольятти. Он оставил завод и перешел в московскую
дирекцию. И тогда началось самое тяжелое, к чему Никифоров не был
подготовлен: привыкание к жене. Не раз он казнился своим легкомыслием,
обдумывал развод и всегда отбрасывал эту мысль.
Так прошло четыре года. Теперь ему казалось, что они с Леной привыкли
друг к другу и сроднились. Она любила его, иногда ревновала черт-те к чему и
зачем, и когда он попытался разобраться в этом, то увидел, что ее жизнь
состоит из скучной работы, однообразных домашних забот и балансирования
между матерью и мужем...

Гости хозяйничали на кухне, Иванченко открывал рыбные консервы, Журков,
выгнувшись правым боком, стоял рядом с ним, не решаясь сесть на крохотную
кухонную табуретку, похожую на детскую. На газовой плите потрескивала
сковородка с блинчиками.
- Да ты садись! - улыбнулся Никифоров. - Принести стул?