"Владимир Рыбаков. Тяжесть " - читать интересную книгу автора

ему рады, вприглядку можно погреть-ся. В кабине тягача все еще спал салага.
Я разбудил его:
- Подъем! Не у тети за пазухой. Фамилия как?
- Штымчиков-Тульский. А зачем, я ведь ничего не сделал.
- Ну и фамилия... "ничего не сделал". Может, к ордену хочу тебя
представить. Сволочь ты, а в морду не получил, значит хорошим солдатом
будешь.
Чичко, выскочив из будки, заорал:
- Подъем! Приготовиться к маршу!
Мечта о горячей кружке чая ушла, все бросились к орудиям, взвыли
моторы. Вся жизнь, все существование ушло в усилие успеть управиться за
десять минут. Калеча белую ткань, нежно покрывающую землю, батарея
спустилась с плато и пошла на северо-запад, к границе. Многие не знали
этого, кто знал - не понимал, кто понимал - молчал. Разговор с Колей был
борьбой слов, теперь гусеницы волокли нас к его смыслу: обязанность или
долг? Или когда появится смерть, никто не будет слушать свою совесть, никому
не будет нужно...
Шли броско и недолго, впереди указывал дорогу утепленный командирский
ящик на колесах. По приказу орудия раскинули станины между двумя угрюмыми
своей одинаковостью сопочками. Впереди неподалеку маячила в зыбком хрустале
воздуха их грядка, лишая глаза простора. Прицел и дальность из КП пришли
сразу. Дальность была одиннадцать километров.
Ко мне подошел Свежнев. Загородившись стволом и моим телом, он вытащил
карту, украденную в штабе.
- Смотри. Это точно пункт 3-6. По китайцам бьем, там должна быть их
застава на краю поселка.
Раздался приказ Чичко:
- Приготовиться к ведению огня! Все бросились по местам.
- Заряжай! - скомандовал я автоматически, не слыша своего голоса.
Впервые доходило, что кусок стали, который Нефедов просовывал в ствол,
разрушит дом, осколки его будут резать людей надвое, вырывать грудные
клетки, один отсечет, выдыхаясь, голову ребенку, лежащему в колыбели. Стало
гадко. Вероятно, картины, являвшиеся Свежневу в эту минуту, были не лучше
моих. Он позеленел, тупо глядя на свои пальцы, крутившие винт прицела. Я
вытащил из сумки красный флажок, размотал его. Мысли облачались в слова,
полные желчи, направленные на Свежнева, но ни горло, ни рот не пропускали
их. Теперь не положено. Слова уходили вглубь тела, усиливая свой смысл.
- Застава на краю поселка, друг Коля? Или на краю поселка застава?
Давай, выполняй свой долг! Я буду - свои обязанности. - И взмахнув флажком,
я гаркнул: - Огонь!
Шли, весело урча, кумулятивные, осколочные, где-то падали, как могут
падать снаряды, не направленные корректировщиком, посланные на авось, на
сектор. Боеприпасы тратили щедро. На учениях подобный огонь ведется разве
что в присутствии на батарее генеральских погон. Здесь же был обычно скупой
командир полка. Он не вылезал из будки, что также было необычным.
Большинство ребят только с зубовным скрежетом следило за очередным снарядом,
невидимо уносящимся к черту на рога непонятно зачем, оставляя в стволе
копоть и прочую мерзость, которую им же придется скоблить не один день.
Подошедший Быблев сказал, в сердцах кивая на командирскую будку:
- Задали работу. Сколько в парке за чисткой после поля проторчим, не