"Владимир Рыбаков. Тяжесть " - читать интересную книгу автора

мозги.
Невидимое присутствие китайцев под боком создавало напряженный сгусток
невольного ожидания, главный элемент которого - страх - порождает то злобу,
то растерянность. Многие искренне ждали войны, чтобы рассчитаться с
одногодком в офицерских погонах, заставляющим их - с презрительной гримасой
на опухшем от тоски и пьянства лице - чистить гальюны, скрести полы осколком
стекла до белизны и многое другое. Ходило изречение: "советского солдата
можно убить, но издеваться над ним нельзя". И оно всем нравилось. Дальше
бессильных угроз дело, однако, обычно не шло. Правда, из "секретки" раз
пошли слухи, что в Спасске Дальнем один малый во время утреннего развода
выскочил с автоматом и стал палить по офицерам: шестнадцать человек положил,
пока дежурный одной из рот не прикончил его из карабина из окна оружейной.
Так никто и не узнал, отчаялся ли парень, накурился ли какой травы, или
решил со смыслом для себя покончить счеты с жизнью. Никто и не интересовался
(в рапорте написали, что рехнулся)... да и опять же... кому все это нужно
знать?

7

Я полулежал в кабине не шевелясь, прислушивался к мыслям, ушедшим от
границы в часть, тормошившим ее обитателей, меня самого. Холод вертелся
вокруг, нащупывая слабое место, чтобы вгрызться - тело, анаша и перцовка
прогоняли его.
Я словно со стороны наблюдал за этой борьбой, и от этого становилось
сладко, почти томно. За дверцей раздался тонкий звук, похожий на писк
издыхающего в мышеловке мышонка. Я ногой толкнул дверцу и включил фонарик.
Невидимое небо очищалось, ветер ныл, как от зубной боли, гнал пустые тучи к
концу земли, на восток, только безразличная серповидная штука,
нагло-большая, висевшая среди окружающих ее звезд, не шевелилась, не мигала.
Она яснее моего фонарика осветила упавшего с подножки тягача салагу. Это был
один из моих. По тому, как он медленно поднялся, я понял, что холод его
почти доконал. Это было не мудрено, при таком морозе в сапогах можно было не
очень страдать, только без отдыха двигаясь. Я протянул ему руку:
- Давай. Залазь. Тебя что, из палатки турнули? Нечего лезть вперед к
огню, впереди тебя есть старики и фазаны, об этом помнить надо. На, выпей
глоток. Черт с тобой, шинель возьми. И постарайся уснуть. Но если утром
услышу хоть один писк, пеняй на себя.
Вновь погружаясь в сонные мысли, чувствовал по пришедшему откуда-то
знанию, что рука помощи, протянутая мной, была связана с тем местом, где
стояла молча танковая колонна.
На вид командир полка не очень-то боится парторга Рубинчика и своего
заместителя по политической части, подполковника Драгаева, бывшего учителя
истории. Может, и на самом деле не боится, не те времена все же пошли
насолить при желании они ему могут, но по-крупному вряд ли, теперь требуют
факты. Да им часто и делить нечего, в одной упряжке ходят, звездочки им
прыгают на погоны при дисциплине, при отсутствии ЧП в части, при ее хорошей
боеспособности, при пятерках на учениях...
Их связывала заинтересованность. Не связывало ничто и ни с кем
начальника особого отдела части, капитана Ситникова (кличка: Молчи-Молчи).
Его добродушное лицо с носом-картошкой, казалось, не могло пугать никого,