"Владимир Рыбаков. Тяжесть " - читать интересную книгу автора

понюшку табака.
- Бездушно, но не бездумно.
Лицо Свежнева раскраснелось; отвернувшись от меня, он стал ерзать,
бормоча себе под нос.
Бронштейн стоял понурившись. Я смотрел на спокойно дышавшую слабую
грудь Самуила и не испытывал жалости. Не повезло. Он уже уходил в прошлое. А
жалеть... кому нужно? Нет, я был искренен с Колей, это он словоблудствовал.
Он соглашался с моим утверждением, что во всяком демократическом государстве
должна быть железная армия с железным уставом и дисциплиной, чтобы именно
своим догматизмом она могла защитить демократию. Теперь он словоблудствовал
и собирался коснеть в словоблудстве. Рота дремала, только курсанты Сергейчук
и Топорко скалили зубы: месяца полтора назад они хотели "пустить кровь
жидюге Самуилу". Красильникова на собрании не было, он напросился пойти в
наряд на кухню. Вспотевший Шлемин наконец сел (он сам говорил, что быть
кандидатом в члены партии - это не из баб вытяжа делать).
Майор одобрительно кивнул головой. Замполит поощряюще спросил:
- Кто еще выступит? На общеротном собрании каждый имеет право
высказаться.
Высказался Свежнев.
- Товарищи, существует пословица: "Чисто не там, где метут, а там, где
не сорят". Мы же насорили, не воспитали в Бронштейне настоящего курсанта.
Наш долг снять шелуху недисципли-нированности с курсанта Бронштейна и
оставить, воспитать комсомольца Бронштейна настоящим солдатом, будущим
командиром, а не перекладывать груз ответственности со своих плеч на плечи
дисциплинарного батальона. Я не утверждаю, что с каждым из нас может
случиться подобное, но благодаря случившемуся каждый еще глубже поймет
необходимость перманентно заниматься самовоспитанием и
самосовершенствованием. Предлагаю дело курсанта Бронштейна Самуила
Давыдовича не передавать в суд военного трибунала, а наказать его здесь, у
себя в части, дисцип-линарным порядком и учредить над ним шефство. Кто ЗА,
прошу поднять руку.
Слово "перманентно" никто не понял, остальное смутно доходило что, мол,
предлагают не сажать. Но зато слова о том, что с каждым может подобное
случиться, угодили прямо в цель. Почти все, кроме сержантов и кандидатов в
члены партии, подняли руки. Я тоже поднял, почему нет... кому нужно... Лицо
замполита не дрогнуло, майор раза два открыл и закрыл рот. Но наибо-лее
удивленным казался Бронштейн: он засветился изнутри, улыбнулся, как
улыбается женщина, млея в твердых руках.
Свежнев вернулся на свое место, плакатом выставляя лицо, полное
торжества. Не удержав-шись, я ехидно спросил:
- Ты сам себе не противен?
- Нет, я бил врага его же оружием. Совесть моя спокойна.
Я кивнул в сторону замполита:
- Они тебе этого не забудут. Ты же знаешь: нельзя безнаказанно делать
добрые дела. Гляди, как бы не пожалел.
- В отличие от тебя, в любом случае у меня будет спокойная совесть.
Против воли эти слова обидели. Я промолчал.
Майор Дорошенко резко объявил общеротное собрание закрытым, приказал
выходить строиться и до обеда гонял нас по плацу, раздаривая за любую
неуклюжесть наряды вне очереди. Многие в последующие дни спали по четыре